В голове мигом прокрутилась куча вариантов освобождения и, не особо раздумывая, выбрал самый авантюрный и дурной.

– Селиванов, снимай гимнастёрку, – и сам стал поспешно стаскивать с себя свою, сердито шикнув на водителя, – чего ты вылупил глаза? Снимай и на мою…

Лейтенанты, тоже в удивлении уставились на меня, глядя как одеваю через голову гимнастёрку Селиванова.

– Парни, слушайте меня… Волегов наган мне, – я выхватил из его руки протянутый наган и вместе с ТТешкой сунул его за брючной ремень за спину. Запасную обойму пистолета засунул за голенище пыльного хромового сапога, резкими движениями ладоней беспорядочно встопорщил волосы на голове, придавая неряшливый и запущенный вид, и быстро заговорил, – сейчас я иду сдаваться в колонну, соединяюсь с Свиридовым и как мы поравняемся с нашим местом нападаем на конвоиров. Вы страхуете и поддерживаете огнём… Всё, я помчался…

– Товарищ майор, товарищ майор…, – первым от растерянности очухался Кузнецов, но я лишь раздражённо махнул рукой и злым, шипящим голосом пригрозил, – попробуйте мне только затупить…

И, низко пригнувшись, побежал вдоль густых придорожных кустов навстречу хвосту колонны пленных.

В нужном месте присел, прикрываясь зарослями, а когда с моим укрытием почти поравнялся Свиридов, выпрямился, поднял руки вверх и вышел на открытое пространство и сразу был замечен конвоирами.

– Оооо…, рус Ифан… Komm zu mir, – смеясь, замахали мне руками конвоиры. Немцы были ещё непуганые, беззаботны от лёгких побед первых дней войны и своей властью над многотысячной толпой послушных пленных. Изобразив на лице страх, я робким шагом двинулся к дороге, одновременно словив узнавающий и удивлённый взгляд Свиридова.

– Komm…, Komm…, – поманил к себе пальцем один из конвоиров и сам спустился ко мне с дороги. Я остановился и тот, держа в правой руке винтовку, легко обхлопал меня по бокам, после чего беззлобно толкнул прикладом в проходящую колонну, как раз к шеренге к Свиридову. Тот меня ловко подхватил и сунул в середку.

– Ты что, майор, сдурел что ли? – Сердито зашептал мне он на ухо.

– Это ты дурак, а я вынужден снова тебя спасать…, – огляделся, незаметно достал из-за спины наган и по низу сунул его в руку капитана.

– Оп-па-на…, – еле слышно выразил своё удивление и радость Свиридов, а я горячо зашептал, – через сто метров справа – видишь группу кустов?

– Угггу…, – понятливо угугнул капитан.

– Там мои сидят. Как поравняемся, по моей команде нападаем на конвоиров, кончаем их и ходу в лес. Мои помогут и прикроют. Понятно?

– Угорцев, – едва сдерживая рвущуюся радость, прошептал Свиридов, – конечно, дорогой, понятно.

И тут же сам чуть громче произнёс, вроде как бы не обращаясь ни к кому: – Бойцы, приготовились…, – как будто освежающий ветерок пронёсся по нескольким рядам и ещё несколько секунд назад, вяло бредущие люди, внутренне подобрались, готовясь к схватке.

А немцы продолжали беззаботно конвоировать послушную толпу, даже не заметив никаких изменений. Немец, который принял и обыскивал меня, на ходу закурил и с удовольствием, приподняв голову, выпустил в воздух струю сигаретного дыма. Бросил мельком взгляд на нашу шеренгу и слегка ускорил шаг, наверно увидев некий непорядок в впереди идущих шеренгах. А мы в это время поравнялись с местом нашей засады.

Свиридов бросил на меня вопросительный взгляд и я, сунув руку к пистолету, набрал в лёгкие воздух и громко закричал протяжно команду: – Ротааааа…! Слушай Команду! Вперёд…! В Атаку! Бей немцев! Бей гадов! – Последние слова выкрикнул на одном дыхании, одновременно кинувшись вперёд, замахнулся и пистолетом сильно рубанул по голове поворачивающегося ко мне конвоира. Колонна, как всё равно ждала командирскую команду, мгновенно ожила и немец ещё не упал на землю, а уже крайний красноармеец рвал из его руки винтовку. Я ломанулся вперёд и через несколько шагов выстрелил в следующего конвоира, успевшего отскочить в сторону и передёргивающего затвор. Но, получив пулю в живот, тот выронил винтовку, обеими руками обхватил рану и рухнул на колени. И через мгновение был сбит с ног, рвущимися к нему пленными.