К одиннадцати часа вечера движение на дороге прекратилось и мы благополучно перескочили на ту сторону и за 2 часа спокойной езды по полям проехали около семидесяти километров и уткнулись в Днепровско-Бугский канал. Это потом узнал, как он называется. А сейчас мы смотрели и не знали, как пересечь тридцатиметровое водное пространство. Пришлось срочно становиться на днёвку и вести разведку с целью обнаружения брода, мостов или парома.

Длинная, серая колонна пленных уныло брела по дороге, бессильно шаркая ногами и подымая жидкие клубы пыли. Голова колонны с немцем на крупном коне и с автоматом на груди, видать старшим конвоя, миновала нас минут как десять, а конца колонны не было видно.

– Тысяч семь наверно…, и то, как минимум, – шепнул мне лейтенант Волегов и я, молча и согласно мотнул головой. Колонна действительно была большой.

– Блядь…, – тихо выругался Кузнецов, лежавший по другую сторону от меня, – стадо баранов. Там же конвойных, раз-два и обчёлся. Дружно напали, грохнули немцев и в разные стороны….

Помолчали, сожалеюще глядя на серую массу, скорбно тянувшихся мимо нас по дороге. Тяжело вздохнул и с досадой пояснил: – Нету там командиров, кто мог бы сплотить их и дать команду… А там одни красноармейцы и они уже смирились с пленом. Сам глянь, – и сунул бинокль Кузнецову.

Около семи тысяч красноармейцев…, половина дивизии… Да если бы каждый убил хотя бы по одному немцу!? А они безропотно сдались и сейчас безучастно идут в плен, не зная, что из этих семи тысяч дай бог хоть бы сотня, две доживут до освобождения от плена в 1945 году. А там ведь потом и наши могут заслать в лагеря на несколько лет за сдачу плен. А потом на всю жизнь отметка – был в плену. Лучше погибнуть честно в бою, чтобы тобой гордились, а не стыдились за сдачу в первом же бою.

А эти идут, как правильно сказал Кузнецов, баранами. Головы опущены, без ремней, расхристанные, полураздетые. Кто в пилотке, кто в каске, кто вообще без головного убора, у некоторых на плечи накинуты запылённые и грязные шинели без хлястиков и это уже не воины, а стадо. Ведь конвоиров действительно было мало. Немцы идут по обе стороны колонны с интервалом метров двадцать-двадцать пять и смять их дело одной минуты. Но нет, пленные послушно брели, их иной раз пинали или били прикладами, подгоняя, и вместо того, чтобы напасть, отобрать винтовку, кинуть боевой клич, жертва прибавляла шаг или наоборот пыталась забиться в середину колонны.

– Оооо…, оооо…, – вдруг удивлённо вскрикнул лейтенант Кузнецов, смотревший влево, в хвост колонны, который наконец-то вышел из-за поворота дороги в трёхстах метрах от нашей лёжки, – смотрите, товарищ майор, кажется капитан НКВДист брестский…

– Да ну…!? Ну-ка дай бинокль… Где он? – Выхватил бинокль из рук Кузнецова и навёл его на хвост колонны, – где, где он?

– Да вон, немец идёт и прикуривает сигарету….

– Ага, вижу немца. Аааа…, чёрт побери, точно Свиридов. Ну, блин, и везёт же ему на плен…, – это действительно был Свиридов, только он был одет в поношенную красноармейскую форму без ремня. И на ногах у него были не лихие «в гармошку» хромачи, а обыкновенная серая кирза. Шёл он с края и что мне понравилось, исподтишка, непримиримо зыркал глазами по сторонам. Да и рядом с ним красноармейцы, хоть и имели понурый вид, но их отличало от остальных более твёрдый шаг и некая целеустремлённость в движениях.

Если бы не Свиридов и явно сплочённые вокруг него красноармейцы, так бы и пропустил колонну мимо и пусть они сами строят свою судьбу, которой покорились, а не пытаются изменить.