Стрелять всё ещё было рано и я поглядывал на танки, идущие в нашу сторону и на дорогу, где остальные бронированный машины уверенно двигались вперёд. Моя цепь постепенно начала разделяться, намереваясь обтечь с обеих сторон мой лесок, с выходом к деревне Федковичи и теперь хорошо подставляли борта под удар замаскированной противотанковой батареи. И расстояние было самое подходящее, что-то около пятисот метров.

И тут почти взмолился про себя, чтобы подполковник первым открыл огонь в такой выгодной ситуации, а не я как мы договаривались. Мои позиции ещё не были обнаружены, да и рано. И если Савельев сейчас откроет огонь, и пока те будут разбираться – что, где, кто? Принимать решение, и разворачиваться в его сторону, перестраиваясь, Савельев может хорошо им вмочить. Развернутся на него, а тут я ударю уже им в бок и выиграю время, пока они снова будут перестраиваться на другого обнаруженного противника.

Подполковник Савельев или Бог услышал мои молитвы – не знаю, но противотанковая батарея дружным залпом открыла огонь.

И сразу три попадания. Сбита и жирной змеёй размоталась гусеница, отчего танк резко развернуло боком ко мне. Второму танку совсем не повезло. Боковой люк скорее всего от жары был открыт и снаряд залетел во внутрь башни и там разорвался. Тяжёлая машина резко остановилась, мгновенно вспыхнув неожиданно багровым пламенем в ярком солнечном свете. Третьему досталось в двигательный отсек, выведя танк из строя. Остальные танки продолжали тупо двигаться вперёд, ещё не увидев и не осознав первые потери. А батарея продолжала стрельбу беглым огнём. Пока немцы разобрались и стали разворачиваться в нужную сторону, задымили ещё два танка. Ну…, а теперь наступила и моя очередь.

Хлёстко прозвучал выстрел, пушка резво подпрыгнула и трассер снаряда влепился в наглый

Т-2, который быстрей остальных танкистов разобрался куда стрелять и сейчас поливал короткими, довольно точными очередями из автоматической пушки позицию батареи, вздымая там невысокие, но смертельно опасные земляные фонтанчики. Но, в момент попадания моего снаряда в бок, танковая жизнь и его экипажа на этом и закончилась. Справа, под локтем, звякнул затвор, запирая очередной снаряд в канале ствола. Выстрел и задымил Т-3, которому в начале боя сбили гусеницу.

– Заряжай! – Выстрел. Очередной танк застыл на поле, а через люки суетливо полез экипаж, сразу залёгший в пшенице.

Между выстрелами в пару секунд я успевал охватывать всю панораму боя, а не только перед собой. Танки, шедшие по дороге, дошли до края леса, откуда открывался вид на поле за дорогой, развернулись влево и, выстроившись в ряд, стреляли по нескольким уцелевшим под бомбёжкой гаубицам. И довольно успешно задавливали их. Но и гаубичники тоже добились успеха. Да и что говорить, когда 122 мм снаряд, весом в 21 килограмм попадает в средний танк… Тому уже ничего помогало. Вот и дымил на дороге танк без башни, а та валялась рядом. Но всё равно, шансы были неравны. Пока тяжёлый снаряд донесёшь до гаубицы, засунешь в ствол и заряжающий досыльником загонит его с глухим звоном в нарезы, следом дошлёт латунную гильзу с полным зарядом, наводчик наведёт… Обученный и тренированный расчёт гаубицы на учениях, когда на них ничего не воздействовало и не мешало, мог дать пять-шесть выстрелов в минуту. А в боевой обстановке, кругом разрываются снаряды, половина расчёта ранена, контужено, а то ещё и погибла. И психологическое воздействие противной стороны не надо исключать, да и то что это был первый и настоящий бой. Тогда вряд ли можно было сделать более трёх выстрелов в минуту, а то и только двух. А танки стреляли быстрей, и скорострельная автоматическая пушка вообще сводила шансы к минимуму. И вскоре лишь одна гаубица посылала ответные снаряды. Погибнуть ей сразу не дала моя 76 мм пушка. Танки были от неё метров в двести пятьдесят, стояли к ней кормой и расчёт, довернув станины в ту сторону, практически в упор засадили первый снаряд в корму Т-2, наиболее опасному противнику на тот момент.