В дружбе Тина была «однолюбом»: как и в школьные годы, считала, что лучшая подруга должна быть одна, остальные – подружки, которых не стоит воспринимать слишком серьезно. После того как с Лорой, самой лучшей подругой, они общаться перестали…

– Твою ж… – вырвалось у Тины.

– Что такое? – судя по быстроте реакции, Никита тоже только притворялся, что спит.

– Ничего. Просто… до сих пор не верится.

– А-а.

«Лора, – простонала она мысленно. – В этой истории есть еще Лора».

Тине нестерпимо захотелось умереть. Все равно ничего хорошего ей в жизни больше не светило.

***

Артем сочетал в себе качества, которыми обычно берут ловеласы: шикарная внешность (как, по крайней мере, казалось Тине и как минимум нескольким десяткам других девушек на его жизненном пути) и знание женской психологии. Он интуитивно понимал, когда ввернуть комплимент, когда проникновенно посмотреть в глаза, когда загадочно промолчать. Бывало, загадочное молчание затягивалось на долгие месяцы, но за ним всегда следовали триумфальное возвращение, пылкие признания и обещания, после которых мало кому хотелось выведывать причины его исчезновения.

Впрочем, он знал толк и в моральном садизме: с изысканными комплиментами мог перемежать отвратительную правду-матку. Вроде: «Ну ты же знаешь, что на самом деле у нас никакая не любовь». Обычно – в тот момент, когда девушка ему уже доверяла и он получил от нее все, чего хотел. Сложно сказать, для чего Артем это делал – скорее всего, из чувства собственного превосходства. Просто потому что мог.

Тина, коллега с подработки, на которой оба продержались недолго, была ахиллесовой пятой Артема. То, что между ними периодически вспыхивало, отношениями назвать язык не поворачивался, но раз в несколько месяцев он упорно «возвращался» к ней. Его сладкая ложь вызывала у Тины лишь смех, и она никогда ни о чем не спрашивала. От его обличающей правды не вздрагивала и не впадала в истерику, как другие барышни. Наверное, этим и зацепила.

Он звонил ей ночами – иногда безрезультатно, чаще – вполне успешно. Писал ей сообщения о неземной любви, перечитывал их и исправлял «люблю» на «хочу». Спьяну – не исправлял, впрочем, Тина никогда не отвечала. Они прощались нежно, но без всяких «до скорого», и он мог позвонить как через два дня, так и через месяц, а то и через полгода. Она – не звонила.

Артем понимал, что, несмотря на внешнюю сдержанность, Тина к нему неравнодушна (а кто ж равнодушен, самодовольно думал он). Однако не подозревал, что она сходила по нему с ума. Вероятно, секрет ее влюбленности крылся именно в том, что Артем всегда был отчасти недоступен, даже когда посапывал с ней рядом под одеялом.

Тина прошла через все круги ада: слезы вечерами в выходные, и гипнотизирование молчащего телефона, и свидания с кем попало «ему назло», о которых он никогда не узнавал, и обещания самой себе, что «больше никогда», – а потом: «Ой, да ладно, соглашусь увидеться, чтобы сказать, что это конец». Каждый раз она верила сама себе. В хорошие периоды Тине казалось, что она совсем к нему остыла и готова при встрече пообщаться по-приятельски. Но встречи, даже единственная случайная, в гипермаркете, неизменно заканчивались сексом и очередным ласковым прощанием на неопределенный срок.

Другие парни, которые появлялись у Тины в тот период, были лишь едва различимыми пятнами на картине ее мира – Артем же оставался фоном. Естественно, зачатки нормальных отношений, в которые она не вкладывала энергию, быстро погибали. Зато Артем, видимо, чувствуя направленный в свою сторону энергетический фонтанище, никак не мог окончательно «отлепиться», хотя у них давно не осталось точек пересечения.