– Очень рада за тебя. – Слёзы тихо катятся из глаз. Оставляют на скулах ломаные линии. – Теперь ты сможешь жить с ними открыто, ничего не боясь.

– Я тебя не отпущу. – В его голосе сквозит лёд.

А ещё он прищуривается, прожигая меня странным взглядом.

Так, что я мурашками покрываюсь.

– Ты нужна мне, Леся.

– Я не смогу жить с тобой после такого, Демид. – Отвечаю спокойно. Внутри всё переворачивается. Горит огнём.

Потому что это – конец. И это правда.

– Милая, - хватает меня за запястье. Притягивает к себе, отчего у меня перехватывает дыхание. – Не горячись. Вечером поговорим спокойно. Ты, я и Нина. Втроём. Всё обсудим.

– Втроём? Нет уж, спасибо!

– Леся, сначала выслушай. Ведь ты жила так несколько лет и не жаловалась!

– Я не знала, что ты мне изменяешь, Демид! Да ещё и живёшь на две семьи!

– Ну, так ничего не изменится, милая. – Ухмыляется.

Хочет дотронуться до моей щеки, но я не даю. Мотаю головой, отчаянно пытаясь сопротивляться.

В его глазах – ни капли раскаяния. И это больно бьёт под дых. Крошит мой мир на «до» и «после».

– Ни для тебя, ни для Нины. Просто всё станет проще. Для меня.

Отпускает мою руку, давая свободу действий.

Я же бегу к лестнице. Стараюсь не оглядываться.

Мне стыдно, что я всё это время верила ему. Была идиоткой, о которую вытирали ноги. И все, похоже, знали о том, что происходит.

Только я не догадывалась.

Выбегаю из подъезда завывая как побитая собака.

Слёзы катятся из глаз настоящим водопадом. Внутри – выжженная пустыня.

Как будто все чувства, которые я старательно взращивала семь лет к мужу, испарились окончательно.

Будто их и не было.

Хорошо, что сын сейчас у матери Демида. Я заберу его чуть позже, когда соберу вещи.

Неужели он и вправду думает, что я смогу спокойно поговорить с ним вечером? Да ещё и с его Ниной?

Соглашусь на то, что он будет жить на две семьи?

Нонсенс. Просто невозможно.

Значит, нужно успеть до его возвращения. А потом я заберу Илью, подам на развод и уеду.

И он нас никогда не найдёт.

Распахиваю дверцы шкафа, вытаскивая с полки чемодан.

Заберу только то, что принадлежало мне. То, что было на мне в день переезда в пентхаус Острогорского.

Толстовка, джинсы, пара футболок.

Муж полностью переодел меня. Скупил гору одежды, постоянно повторяя, что супруга гендиректора охранного агентства не должна одеваться как школьница.

Только меха. Только бриллианты.

Но теперь всё будет по-другому. Ему меня не купить. Я не поддамся.

Я ведь уже не такая наивная, какой была ранее. И на его сладкие речи не куплюсь.

Переодеваюсь. Спешу в спальню сына.

Знаю, что Илья будет очень скучать по своим игрушкам. По тем роскошным машинкам и роботам, которые покупал мой муж в несметных количествах, чтобы завоевать любовь ребёнка.

И сам к нему привязался таким образом. Как к своему вложению. Не как к ребёнку.

Но я просто не хочу быть чем-то обязанной Демиду.

Илья - не его сын.

Да, он записан на его фамилию, но это только формальность. Оформили так для того, чтобы обезопасить Илюшу от злых разговоров. Я попросила, а Демид не возражал.

Сделал жест доброй воли.

Но он не признал мальчика в качестве своего сына. В метрике Илюши в графе отец стоит прочерк. И отчество у него – Максимович.

Именно так звали моего погибшего возлюбленного…

И я не хочу, чтобы Острогорский думал, что что-то должен нам. Хватит с меня. Наелась.

Обойдусь.

На комоде начинает разрываться стационарный телефон. Разносится сонатой Бетховена по гостиной.

Он нам не нужен и звонить нам, в общем-то, некому. Но Демид настоял, что домашний телефон непременно нужен.

Отказался его снимать.

Теперь понятно, зачем – чтобы меня контролировать. Точно знать, что я дома, пока он развлекается в чужой кровати.