А я не спешила его разуверять в этом.

Приседаю, запечатывая ладошкой детский вопль. И пятиться назад начинаю.

Демид реагирует.

Оборачивается вокруг своей оси, задирая голову наверх. И со мной взгляд скрещивает.

Нехороший. Какой-то ледяной. Звериный.

Подхватываю сына на руки, начиная подниматься. Бежать по двигающейся лестнице – сомнительное удовольствие.

Да ещё и люди начинают возмущённо шипеть. Злятся, не спеша пропускать наверх.

Толкнуть норовят.

− Женщина, эскалатор едет вниз! – Зудят на ухо, когда я пытаюсь протолкнуться мимо чужих покупок.

Не реагирую.

Слышу только, как Острогорский пускается вдогонку. И пульс заходится в темпе от паники.

− Олеся! Остановись!

− Мама, там папа! – Илья вертится в моих руках как уж на сковородке. Оглядывается назад.

И мужчине приветливо ладошкой машет.

Я же расталкиваю людей, взбираясь по лестнице.

Она предательски ползёт вниз. Делает меня ближе к Острогорскому, отчего под рёбрами всё сжимается от боли.

Нет, я не могу сдаться так легко!

Сжимаю ладони в кулаки, краснея от натуги. И мимо сумок какой-то бабульки проталкиваюсь.

Она одаривает меня парочкой нелицеприятных выражений. Отодвигает в сторону несколько пакетов. Бурчит вслед, норовя толкнуть.

И это самым немыслимым образом придаёт сил для решающего рывка.

Внутри – кипящая лава, икры ног сводит судорогой. И подошвы словно гореть начинают.

Оказываюсь на самой верхней ступеньке, тяжело дыша.

И вперёд бежать начинаю.

Понимаю, что пока мы в Торговом Центре, Острогорский ничего мне не сделает. Побоится людей.

А ещё внимание прессы не захочет привлекать.

− Милый, нам нельзя встречаться с папой! – Крепко прижимаю к себе мальчика.

Пакеты с покупками оттягивают руки. Выбросить бы, но нельзя. В них – моё спасение.

Устала, просто сил нет. Хочется присесть на одну из лавочек, перевести дух.

Но мне кажется, что я слышу влажное дыхание Демида. И его аромат снова въедается под кожу, связывая меня по рукам и ногам.

Конечности словно ватные. Отказываются повиноваться, двигаясь со скрипом. И каждый шаг даётся с трудом.

Перед глазами – разноцветные мушки.

− Почему? – в глазах ребёнка недоумение.

Как ему объяснить то, что Острогорский смертельно меня обидел – не понимаю. А ещё просто боюсь замедлиться хоть на секунду.

Выдыхаю, всматриваясь в зелёные глаза сына. И вымученную улыбку на губах растягиваю.

− Потому что…

− А вот и я! – Сильные руки защёлкиваются на моей талии. Прижимают к стальному телу, выбивая воздух из лёгких.

Трепыхаюсь.

Слёзы брызгают из глаз от безысходности. И руки судорогой сводит.

Пакеты с покупками летят вниз. Шлёпаются на грязный пол магазина, поднимая вверх малейшие крупицы пыли.

И моя надежда разлетается вдребезги.

− Отпусти… - Шиплю, пытаясь вывернуться из мужской хватки.

Не выходит. Демид сильнее меня, выше, ловчее.

Он просто перехватывает второй рукой мальчика, отдирая его от меня. И к себе прижимает.

Смотрит на меня с явным превосходством.

− Хочешь уйти? – Бросает брезгливо. – Вперёд, только Илья останется со мной.

− Ты… Ты… Не посмеешь… - Захлёбываюсь.

Краснею от натуги, а ещё замечаю косые взгляды прохожих. Пожилых женщин, в основном. Они направлены на меня. Укоризненные, злые.

Как будто такой примерный отец лишает мать-кукушку родительских прав. Остаётся в одиночестве растить сына. И отпускает на все четыре стороны.

Прямо душещипательная ситуация в стиле их любимых передач по телевизору. Где можно косточки героям перемыть.

− Ещё как посмею! – Демид запальчиво лыбится. Поджимает губы, смотря на меня как на нищенку.

А ещё хмыкает довольно.

Замечает, как с моего лица схлынивают краски. Чувствует, что победил.