Если для интерпретаторов данного направления принципиальным является выделение антитезиса между правом и моралью, основанного на различии между мотивами действия («внутреннего действия») и физическим аспектом действия («внешние действия»), а также принижение значения силового характера права, то, по мнению авторов, составляющих другое направление и признающих жесткое отличие в кантовской философии между названными сферами, основным критерием остается именно понятие принуждения в правовой системе, которое отсутствует в морали. Мышление свободно от природы, заявляют они, а право и возможность принуждения – это одна и та же вещь. Г. Соляри, автор труда «Наука и метафизика права в кантовской философии», один из радикальных сторонников данной концепции доказывает, что правовой порядок считается таковым, главным образом, как порядок принудительный. Принуждение не достигается Правом, не постулируемся внешней высшей властью, а происходит из той же природы права, которая есть сила, утверждающая непреклонность механических законов. По Соляри, Кант представляет систему права в качестве «системы всеобщего взаимного принуждения, а полном согласии со всякой свободой», ибо подготавливается и базируется на «законе равной свободы»[47].

Отсюда мы можем сделать вывод, что для Соляри правовой синтез сводится к существованию внешнего механического синтеза и не утверждается этическими условиями, потому что, если следовать мысли Канта, в правовом мире соответствие воль (произволов) закону есть нормативная обязанность и, следовательно, неотделимо от принуждения. Соляри энергично и прямо подчеркивает наличие у Канта связи между правом и принуждением: «Теория принуждения есть необходимое завершение кантовского понятия права»[48]. В своей категоричности Соляри доходит до прямого вывода: «Право и принуждение» для Канта есть эквивалентные и конвертируемые термины.

Отсюда логически вытекает, что для данного автора тезис о господстве морального закона не имеет силы. Соляри также отклоняет вывод, из которого следует, что правовой порядок устанавливает первую, еще несовершенную форму моральной жизни. Соляри убежден, что у Канта не было даже намерения устанавливать какое-либо отношение между моралью и правом, низводить правовые императивы к техническим нормам. «Мораль и право в соответствии с дуалистической тенденцией, которая знакома всему кантовскому творчеству, чужды друг другу, игнорируются взаимно, развиваются в замкнутых, и противоположных областях». В чем же заключается это различие? Судя по всему, по Соляри, моральная активность уходит своими корнями в «интимность» сознания, именно здесь она находит свои жизненные условия и возможность развития, в то время как правовая активность в кантовском понимании стремится абстрагироваться от какого-либо психологического субстрата поведения, понять людей как силу в отношениях действия и противодействия между ними. Принуждение не опирается на моральную силу, так как «в правовой жизни применяется внешняя эмпирическая свобода»[49].

Этот же тезис мы находим у другого автора, Ф. Баттальи, который, признавая за Соляри авторитетного систематизатора кантовской философии, в свою очередь делает акцент в большей степени на принуждение априори, т. е. на возможность принуждения. В своей работе «Экономика. Право. Мораль» Батталья пишет, что человек, следуя праву, действует вынужденно из априорного принуждения, которое определяет для всех субъектов и в абсолютной степени внешнюю свободу и субъективное право так, что не устраняет и не уменьшает свободу и право других.