Тихий и монотонный шепот храмовников должен был действовать успокаивающе, но у меня лишь усиливал волнение. Дрожащее пламя свечей вырывало пятна света из окружающей темноты. Пол был расчерчен непонятными символами, на которые служители загодя строго запретили наступать.

Я упорно пыталась подавить страх, хотя его запах пронизывал все вокруг. Каменные стены давили, мешая дышать.

Быстрый взгляд на других девушек не позволил разглядеть ничего на их лицах. Лишь мельтешащие тени, искажающие суть. Но они шли уверенно. Не вздрагивали от холодного пола под босыми ступнями. Не оглядывались по сторонам. Не теребили нервно подол, не кусали губы. Мне бы не помешало такое самообладание. Такая вера. Хотя, если задуматься, это не было столь уж удивительным... Ведь долгие годы нас готовили к этому дню, взращивая, как растения, муштруя быть достойными.

«И душа твоя оставит бренную плоть, дабы уйти в услужение Создателю нашему. Дабы мир в землях наших и после был храним Им. Дабы адские псы и иные темные твари не смогли переступить черту и нарушить покой живых», — простая догма, которую упорно вдалбливали мне в голову.

***

Когда я была еще совсем малышкой, Создатель и его подручные казались мне чем-то страшным и неизбежным. Мрачные тени, строгие, устрашающие, под стать служительницам, что были приставлены ко мне. Они стали вечными спутниками в моих кошмарах, таились в темных углах, под кроватью или просто за спиной. Я боялась их и в то же время почитала. Неокрепший детский разум не мог не признать авторитета тех, о ком столь высокопарно рассуждали взрослые. О ком говорили чуть понижая голос, никогда не хулили, лишь превозносили их значимость в наших жизнях. Существа, которым было подвластно все в этом мире.

Становясь старше, я начала проявлять скептицизм и в чем-то даже агрессию, когда мне снова и снова пытались объяснить мою роль. Неосторожные вопросы или излишне резкие высказывания подавляли на корню, нередко наказывали, оставляя без нормальной еды, запирая в карцере, а позже наказывая и физически... Никто не смог ответить на один единственный значимый для меня вопрос — если Создатель столь великодушен, что подарил нам защищенный мир и саму возможность жить, то зачем же ему жертвы, подобные нам? Мне казалось, что из нас попросту пытаются сделать фанатиков, внушить осознание того, что мы — Избранные.

Мы жили в разных храмах, и я даже не знала имен тех, кому была уготована та же судьба, что и мне. Не знала, учат ли других девочек тому же, что и меня. Задавали ли остальные те же вопросы? Знала лишь, что не одна такая... Но легче от этого не становилось. Слишком велико было мое желание жить. И ни одна из служительниц храма так и не смогла толком объяснить, почему это право у меня забирают. Лишь внушение того, что это — великая честь. Что только так остальное человечество сможет и дальше жить под защитой. Только так черта, отделявшая мир человеческий от темных пустошей за горизонтом, останется на месте и не позволит полчищам алчных до крови тварей уничтожить все живое.

Здесь и сейчас, под куполом темного храма, который уже виделся мне склепом, кажется, лишь я тряслась от ужаса. Конечно, у меня не было возможности заглянуть в глаза каждой из двенадцати девушек, спросить, боятся ли они так же сильно... Но, наверное, мне просто нравилось думать, что им — не страшно. Так было легче. Это придавало сил мне самой.

И я бы тоже могла не бояться, если бы была более прилежной в учении. Если бы слушала служителей храма и жила согласно заветам. Сейчас я корила себя за непослушание, опасалась того, что мой вздорный характер сыграет со мной дурную шутку, как-то разгневает Создателя, но изменить себя теперь была не в силах. Наверное, когда-то все могло повернуться иначе. Возможно, я могла бы стать послушной и прилежной. Могла бы войти в этот храм, как истинная Избранная... Но, видимо, то была не моя судьба.