«Отравилась». – Подумала тогда Стелла.

«Что-то начало меняться». – Такой была следующая её мысль.

По прошествии ещё нескольких дней, в течение которых приступы недомогания периодически повторялись, – Эстелла Фукс (это было её полное имя) узнала о том, что жертвой некого неизвестного науке и смертельно опасного заболевания она не стала, а ещё она поняла, что тошнит её исключительно в те моменты, когда она пытается употребить в пищу так называемые «продукты животного происхождения». Мясо, птица, рыба, куриные яйца: от всего перечисленного ее теперь стало буквально выворачивать наизнанку, – нещадно, заставляя все внутренности сворачиваться в узел в тот миг, когда она всё-таки заставляла себя проглотить что-либо из указанного.

Родители, конечно, всполошились не на шутку, и принялись водить её по врачам и внушать ей мысли о бесспорном вреде вегетарианства.

«Эсси, ты читаешь слишком много современных журналов. – Попытался провести с ней нравоучительный разговор мягкосердечный отец. – Либо твои подруги в школе слишком легкомысленны и забивают тебе голову всяческой дурью».

Отец голову дурью не забивал. Он был преподавателем астрофизики в одном видном городском университете. Карьера шла в гору до недавних пор. Потом, три года назад, был кризис. Сейчас отец смирился с происходящим и кажется, успокоился. Его устраивала его нынешняя жизнь – по крайней мере, он всеми силами пытался это показать.

«Лучше бы ты всё тоже самое, слово в слово, сказал маме, а потом выбросил куда подальше её журналы. – Воспользовавшись ситуацией, парировала Стелла. – Или давай я сама выброшу. Посмотри, во что она превращает дом. Это похуже вегетарианства будет».

Отец её точку зрения не понял и не разделил. Позже, пообщавшись со своим психологом (естественно, на тему вегетарианства), Стелла подумала, что отец, сам не будучи «растительноядным», попросту на основании первобытных животных инстинктов не мог принять сторону человека, который признавал иной рацион, нежели он, – особенно учитывая, что мать (хорошо ли она готовила, или не очень), всё же, хоть и извращалась с интерьером дома как могла, и насколько позволял уровень семейного заработка, но являлась при этом тем человеком, кто обеспечивал отца вполне приемлемой для него пищей.

По прошествии недели пришлось вернуться на занятия в школу. Стелла, активно пользуясь теми слухами, что начали ходить вокруг её «прогрессирующей болезни», стала ещё нелюдимей с одноклассниками, нежели раньше.

То, что Эстелла Фукс «серьёзно больна», одноклассники знали, по-правде, едва ли не с первого дня, как только она появилась в их классе. Тогда, когда эта изрядно насупленная девочка среднего роста, тринадцати лет от роду, с немного резкими чертами лица, светло-каштановыми волосами, ярко-зелёными глазами и веснушчатым носом вошла в класс, нервно сжимая ладони в карманах своей осенней куртки, – как раз свежи были её воспоминания от того, что произошло с ней рядом с тем самым ночным баром. У родителей именно в эти дни, едва ли не на следующий день после того, внезапно случились какие-то проблемы с жильём. Мать как-то позже проболталась, что во всём виноваты «старые дедовы грешки», и Стелла знала, что речь шла не о деде со стороны матери, – этом невинном рыжеволосом вдовце и собирателе станинных вещиц, который иногда гостил в их квартире в том высоком многоквартирном «доме-саде», с огромным балконом, с фонтанами и сетью обрамлённых зеленью ив прудов во внутреннем дворике, – но о деде со стороны отца, о котором в семье, почему-то, предпочитали не говорить вовсе, хотя отец как-то ранее неосторожно и обмолвился, что у того имелся чуть ли не собственный замок, когда тот был молод и «не замаран».