Туповатое, сонливое состояние одолевало Стеллу несколько минут кряду. Она и думать забыла уже о том, где находится её тело, где находятся её мысли, – просто смотрела в окно, выходящее сквозь невысокий забор на дорогу и на дома напротив, – так и продолжая сидеть за столом, до того самого момента, пока внезапно резкий спазм вдруг не сжал ее внутренности, тем самым прервав печальные думы о повседневной рутине.

Скучно теперь уж точно не было.

Спазм вызвал движение рукой, ещё расслабленной, но при этом продолжающей держать кружку с кофе. Кружка вырвалась и полетела на пол, расплескав по сине-зелёному, выложенному плиткой полу, все содержимое (сам стол был ярко-красным). Последующий за этим приступ тошноты почти мгновенно сменился рвотными позывами.

Стелла со всех ног побежала из кухни вверх, кляня на чём свет планировку дома, принуждающую пользоваться ванной комнатой исключительно на втором этаже. Перед глазами мелькнули вновь эти жуткие обои – с цветами и экзотическими птицами в гостиной, на первом этаже; в клеточку – в прихожей; в ромбик – на лестнице по пути на второй этаж. В её собственной спальне, открытой сейчас настежь (поскольку она собиралась подняться и взять сумку с учебниками) обои были приятного серого цвета, но туда сейчас было не по пути. А вот и ванная: кричащая, буквально орущая, разноцветная, сама ванна ярко-синяя, плафоны ярко-жёлтые, на полу и по стенам поклеена узорная плитка, изображающая некое призрачно-далёкое и радужно-прекрасное в своём разноцветии межзвездное пространство… о, только не галактики, зачем всё это сейчас, когда её того и гляди…

Поднявшись, спустя несколько минут, на ноги, Стелла сразу начала умываться и чистить зубы. Было бы справедливым отметить, что она, в общем и целом, несмотря на некоторые вполне свойственные её возрасту поведенческие проблемы, была довольно чистоплотным подростком, и никогда не забывала о личной гигиене.

После произведённых процедур (зубная щётка – ярко-жёлтая, с жёлтой щетиной, зубная паста – кислотно-фиолетовая, спасибо матери и её «превосходному» художественному вкусу, который она буквально «выплеснула» в обустройство вначале этой чёртовой ванной, затем их с отцом спальни, и минуя, не без скандалов, комнату Стеллы («Эстель, ты меня убиваешь своим анахронизмом, тебе бы в башне каменной жить…») грозилась вот-вот добраться до столовой) Стелла принялась разглядывать свое внезапно потемневшее отражение в зеркале, что аккуратно крепилось к бирюзовому навесному шкафчику в ванной комнате. Стелла внимательно изучила цвет лица, слизистые оболочки глаз, язык.

«Болезнь?»

Глаза, глядевшие из зеркала, сигнализировали более об удивлении, нежели о болезни. Впрочем, тут, возможно, путаницу внёс слишком яркий свет, исходивший из-под ярко-жёлтого и чересчур «жизнерадостного» плафона.

В школу в тот день она решила не ходить. Произошедшее даже обрадовало её в чём-то: по крайней мере, у Стеллы появилась действительно уважительная причина для того, чтобы понежиться дома, под пушистым пледом, слушая пластинки и глядя на дождь за окном, – а не спешить вместо этого в место, про себя именуемое ею порой совершенно не лестными словами.

Заглянув (гораздо позже, уже в обеденное время) в холодильник, скорее по привычке, нежели от чувства реального голода, и обнаружив там сковороду с чем-то съестным, Стелла начала было разогревать содержимое на электрической плите, но вскоре ее вновь начало мутить.

На этот раз она сразу догадалась, в чём причина – запах. Приподняв крышку посуды, она обнаружила внутри источник, от которого чувство тошноты усилилось вдвойне. От греха подальше сковорода была избавлена от находящихся в ней до этого жареных колбасок.