Теперь о важном. Для духовенства на Афоне есть одно железное правило: надо в храме и на трапезной быть в рясе. Подрясник и безрукавка-полуряса не годятся для того, чтобы идти в храм. Только ряса. Без рясы ты алтарник, иподьякон, семинарист, то есть кто угодно, но не священник. Я интуитивно чувствовал это и у нас в России. Один знакомый сельский священник рассказывал мне, что, приехав по делам прихода в Патриархию в одном подряснике, он услышал весьма ехидное замечание: «Отец, ты бы еще сюда в трусах и майке пришел!» Мне, естественно, хотелось «занимать лучшие места», которые гостеприимные монахи охотно предлагают приезжим священнослужителям. Таким образом, приходя в новый монастырь, я всякий раз спрашивал на своем плохом английском языке две вещи: есть ли в братии кто-то, кто говорит по-русски, и нет ли для меня рясы. И, как правило, нам сопутствовал успех. Вот и в Иверском монастыре мне выдали рясу с условием ее возврата после службы. Русского монаха в Ивероне не оказалось, – братии в нем всего пятнадцать человек, – но эта ситуация была исправлена тем, что я встретил молодого монаха по имени Лазарь, уровень английского языка которого совпадал с моим. У нас был похожий словарный запас, мы делали одни и те же ошибки и потому легко понимали друг друга. Отец Лазарь нес послушание в монастырской иконной лавке, он и рассказал мне о том, что мощи моего святого отсутствуют. На мой вопрос, почему в монастыре так мало насельников, он отвечал:

– Нам хватает. А зачем больше. Все послушания распределены. А лишние монахи – лишние рты и появление свободного времени. Это нам ни к чему.

Такая ситуация напомнила мне положение в некоторых наших скитах. Там тоже число братии колебалось возле отметки десять человек, при этом все необходимые труды выполнялись, монахи не перегружены, но и свободного времени не имеют, ибо свободное время монаха принадлежит бесам, которые будут наполнять его голову опасными помыслами.

Вечерня началась в 17:00 по Европе. Я заметил, что в расписании в архондарике указаны и византийское время [18], и обычное, европейское. Я занимал вторую стасидию на северном клиросе. Это одно из почетных мест. Настоятельская стасидия, та, что первая справа, была не занята, и потому мой сосед справа был самым старшим в храме. Ему выпала обязанность читать пред-начинательный псалом[19] и другие «старческие» молитвы. В отличие от наших приходских и большей части монастырских храмов, в которых пред-начинательный псалом и шестопсалмие читают мальчики или молодые послушники, эти тексты на Афоне читают либо игумены, либо старшие из монашествующих. Ходит молва, по крайней мере, до недавних времен ходила, что шестопсалмие афонские старцы читают наизусть в полной темноте. Я не видел такого, но предначинательный псалом, а он достаточно велик, мой сосед прочел наизусть. Кроме того, этот самый сосед несколько раз оказывал мне свое внимание и всячески проявлял радушие и доброту.

Через час с небольшим, окончив вечерню, монахи прошли в трапезную на ужин. Как и в скиту святого Андрея, к ужину полагалось вино. После ужина – обратно в храм на повечерие с акафистом Божией Матери.

На Афоне темнеет быстро. А во второй половине декабря еще и довольно рано. В темноте тут бродить не принято, так что мы помолились и быстро заснули.

По коридору шел архондаричный, звоня в колокольчик. Мы по-армейски быстро поднялись и привели себя в порядок. Затем умываться и на службу. Монастырский двор, умытый вчерашним дождем, был освещен двумя или тремя фонарями. В тишине ритмично отбивали призывные звуки деревянного била. После полуночницы братия, а вместе с ними и мы, прошли в главный объем собора. Я занял вчерашнюю стасидию, и мой сосед вскоре начал читать шестопсалмие. Мои представления о том, что шестопсалмия на Святой Горе читают наизусть, базировались на словах отца Андрея Кураева, который рассказывал нам об одном визите протопресвитера Иоанна Мейендорфа на Афон. В монастыре, в который прибыл знаменитый богослов, ему, как почетному гостю, предложили читать шестопсалмие. По традиции, в это время в храме гасят весь свет, и так как отец Иоанн наизусть текста не знал, то ему подали свечу, а местный игумен прекрасно обошелся без нее. Сосед мой читал шестопсалмие со свечой. Не исключаю, что он-то текст знал, но брал свечу, чтобы с ее помощью разглядеть в темноте беса тщеславия.