– Надеюсь, – с большой надеждой в голосе сказал я.

Камила напомнила отцу про пакет, он тут же вскочил и начал его распаковать. Не знаю почему, но мне было жутко интересно, что они принесли. Из двух пакетов один оказался с вещами, а второй с едой. Ничего из того, что вызвало бы у меня интерес, там не оказалось, разве что сладости, на которые я сразу положил глаз.

– Твоя мама положила тебе кое-каких вещей, – держа пакет с одеждой, Фирдавс начал вынимать содержимое и вслух перечислять: – эти пижамные штаны для сна, штаны чуть потеплее на всякий случай, рубашка, – он оглядел ее с двух сторон, – в этой, в общем, можешь и спать; кофта, это моя кофта (вещь была со вкусом), в ней можешь выходить на улицу. Отец продолжил доставать из пакета вещи, выкладывая все на кровать: пакет с носками, пакет с трусами… последнее, что лежало на самом дне, Фирдавс не достал, а посмотрел на пол:

– Тапки, вижу, у тебя уже есть. Здесь еще одни, такие же, только другого цвета. В них можешь выходить на прогулки, – он указал пальцем в окно, – или, наоборот, ходить в них по лечебнице. А те, которые у тебя на ногах, – теперь он указал пальцем на мои тапки, – можешь носить в лечебнице (я не слышал, чтобы он использовал слово «больница»)

– Спасибо! – А что мне еще оставалось сказать?

Он перевел взгляд на Камилу. На этот раз сестра взяла слово:

– Ну, как тебе условия в этой больнице? Нравится?

Одновременно с этим вопросом я услышал шорох со стороны Родиона. Камила, оглянувшись по сторонам, сказала:

– Здесь не грязно, пахнет приятно, постель мягкая. – Она пару раз оттолкнулась руками от кровати и, секунду находясь в невесомости, успела одобрительно кивнуть.

Фирдавс, в свою очередь, тоже выразил одобрение, кивнув в ответ, дав понять, что согласен с ней. У меня за короткое пребывание в больнице еще не сложилось мнение по этому поводу, но, чтобы не в завязнуть в пустых разногласиях, я подтвердил:

– Лучше, чем на открытом воздухе, места не найдешь.

– Не говори, – произнесла Камила с какой-то детской игривостью. – Ты уже весь парк обошел?

– Только сегодня успел его оглядеть… – начал я, но сестра не дала мне закончить.

– Когда ты еще спал, мы с Шоирой (моей старшей сестрой), кроме мамы, естественно, – она сделала короткую паузу, – почти все время валялись на газоне, принимали солнечные ванны.

– Что, прямо на траве? – удивленно спросил Фирдавс.

– Так все делали, не волнуйтесь, Шоира постелила покрывало на землю.

– А Азиза что делала в этот момент? Спала? – ехидно спросил Камилу Фирдавс.

– На этом самом диванчике, – ответила она, указывая пальцем на диван, на котором сидел я. Затем Камила продемонстрировала, как именно Азизе пришлось выкрутиться, чтобы улечься. Последний акт ее выступления ознаменовался громким хохотом, мы дружно сотрясали воздух смехом, даже Родион не остался в стороне, убрав газету, он показал свои пожелтевшие зубы.

– В таком случае не сиди в этих проклятых четырех стенах, меньше лежи, но больше отдыхай, а самое главное – пей как можно больше воды, –после этих слов Фирдавс немного пододвинулся ко мне и негромко, так, чтобы Родион не мог разобрать, о чем мы толкуем, сказал полушепотом: – Мы немного доплатили врачу, чтобы тебя подержали на пару дней дольше и добавили пару лишних процедур, так что пользуйся моментом.

Я посмотрел отцу в глаза, и смущение, которому неоткуда было взяться, исчезло, я поблагодарил его. Но после слов благодарности между нами снова воздух наэлектризовался неловкостью.

Моя жажда впитать их присутствие не покидала меня, я присматривался к каждому движению, не мог наглядеться на их лица. Фирдавс и Камила не испытывали подобных чувств, хотя демонстрировали живое участие, да и откуда этим чувствам было взяться? Они не видели меня от силы 48 часов, а может, и того меньше. Я же не видел их, если доверять моей нынешней памяти, несколько лет.