Это место не отмечали ни на одной из навигационных схем – находили лишь сноски, упоминания мелким и кривым шрифтом на старых, пожелтевших, потертых временем картах и папирусах; даже александрийские мудрецы не осмеливались говорить, где лежит страна Медных Барабанов, – постоянно путались в расчетах и формулировках.

Капитаны тех судов, что уходили в неизведанную сторону, уверяли: достаточно заплыть за Геракловы Столбы[21], преодолев Гибралтарский пролив, где время течет иначе, а дальше отдаться воле течения. Оно само приведет. Навигация не поможет. Океан – мать всех вещей.

Купцы же – те блаженные искатели приключений, что решились наведаться в страну Медных Барабанов, наслушавшись баек, – рассказывали еще более невероятные вещи: что в бесконечной пустыне, без намека на ключом бьющую жизнь и влажный воздух, живет странное подземное племя; что племя это никогда на глазах чужестранцев не поднимается на поверхность, а общается ударами в медные барабаны, глухо стонущие там, внизу; что бродят по пустыне дикие фантастические звери и огромные муравьи размером с лисицу.

Но когда купцы, обращаясь к древним легендам, раскладывали на горячем песке ткани, на них – драгоценности, инструменты, безделушки, сосуды с маслом и уходили достаточно далеко, а потом, как только утихал стон медных барабанов под землей, возвращались, то находили вместо товаров чистейший золотой песок в мешочках из грубой ткани. Очередной стон барабанов знаменовал совершённую сделку.

Купцы возвращались в Карфаген, везя с собой золотой песок, а в довесок – сокровище, что ценнее прочих: множество историй, рассказываемых взбудораженными голосами. Сказка сделалась явью.

Хотел ли Баалатон попасть в страну Медных Барабанов? Сам не знал. Но, посмотрев на хмурое лицо халдея, потом – на увесистый мешочек, а после – в сердце рынка, туда, где уже выкриками набивали цену фантастическим тварям со всего света, стал на шаг ближе к решению.

Эти деньги, а еще золотой песок… за одну фантастическую мелочь? Да и не фантастическую вовсе – разве может быть что-то невозможное в стране Медных Барабанов, когда она сама – обретшая форму невозможность? Не там ли, говорят, пролилась кровь чудовищной Медузы, породившая сотни змей всех цветов и размеров: двуглавых амфисбен и четырехрогих керсат, выпускающих кровь геморроев и заставляющих землю дымиться от яда хелидров, наскакивающих с деревьев якулей, убивающих жаждой диспад и умертвляющих сном гипнал?[22] Если так, то…

Прозвучал финальный аргумент – слова халдея:

– Если справишься, о сын Карфагена, и камень, добытый тобой, будет достаточно красив и увесист, то я заплачу тебе еще ровно столько же, когда вернешься. Как там говорят выскочки-эллины? Со щитом или на щите…

– Тогда это сделка, – кивнул Баалатон, наконец взяв тяжелый мешочек. Подкинул, поймав. – Скрепим на папирусе?

– Как угодно, – развел руками халдей.

– Единственный вопрос, – Баалатон улыбнулся, приготовившись задать любимый. Провел указательным пальцем по носу. – Каков тво… ваш интерес?

– Пророчество, – сложив руки, сухо ответил халдей. – Остальное – не твое дело, купец, сын Карфагена.

Баалатон хмыкнул: как и следовало ожидать.

Когда же кончится этот песок?

Прежде, слушая рассказы о людях, что живут в норах – или пещерах? – под землей, Баалатон надменно хмурился, а иногда, в особенно хорошем настроении, откровенно смеялся: кто же в своем уме выберет такую долю?! Никаких удобств, никаких возможностей, а самое страшное – никакой атласной лазури над головами. Наверное, какой-то совсем отчаянный народ – так нахлебавшийся горя, что даже взгляды богов с небес не могут придать ему уверенности в новом дне.