Через полчаса Гера, уже не столь кровоточащий, но не менее трагичный, развалился на любимом Яськином шезлонге. Продавец пончиков красовался в одних плотных трусах-боксёрах, вытянув ногу с обработанной раной, и жаловался на жизнь. Яська, устроившись на крыльце, зашивала его штаны суровой светлой ниткой и недовольно косилась на внезапно оккупированный шезлонг. Гера красноречивых взглядов не замечал.

– Это был всегда чрезвычайно мирный пёс, – недоумевал он. – Ласковый. Ну ты же знаешь Тумбу?

Яська, не отрываясь от своего безыскусного рукоделия, кивнула.

– Это он тебя так? – недоверчиво спросила она, потому что и в самом деле не могла представить общего любимца в роли дикого зверя.

– Честно говоря, больше похоже, что ты в чужой сад лез и о гвоздь на заборе зацепился.

Гера горячо заверил:

– Вот именно! Яська, он мне как брат был…

Девушка в этом месте чуть не проглотила нитку. По её взгляду Гера понял, что с пафосом он переборщил. Поэтому снизил градус.

– Я иду себе, задумался…

– Кстати, как Алина? – догадалась о причине Гериной задумчивости Яська.

Он покраснел.

– Проводил её вчера. Она в районе многоэтажек живёт. Хорошая девушка…

И Гера покраснел ещё сильнее.

– Так вот, иду я по улице, и вдруг из подворотни на меня бросается огромный грязный клок шерсти. Я от неожиданности сначала Тумбу вообще не узнал. Да и кто бы узнал его при таких обстоятельствах? Шерсть дыбом, глаза красные и вывалились из орбит, клыки на полморды. И как кинется на меня, как вцепится за ногу! Словно тигр какой-нибудь. И знаешь, тут всё непонятно, но больше всего поразило, что он молчал. Только уже потом, когда я палку какую-то схватил, как рявкнет! Отпустил и опять в переулке скрылся.

– Гер, – Яська побледнела. —Тебе укол нужно поставить.

– Какой укол? – не понял продавец пончиков, разгорячённый собственным рассказом.

Яська откусила нитку зубами и подала Гере уже зашитые штаны.

– Противостолбнячный. У него бешенство, к бабке не ходи…

– Да ты что?! Откуда у Тумбы может быть бешенство?

– Гер, мне его тоже безумно жалко, но факты налицо. Он же шляется, где хочет, наверняка, с дикими животными встречается. Кто-то его заразил…

– Половым путём? – ошарашено спросил Гера.

– Дурак ты! Разве что он с какой-нибудь бешеной лисицей поцеловаться вздумал. Особо извращённым способом. Бешенство передаётся через слюну. При укусе. Так что, Герман, не дожидаясь полночи, которая все близится, а тебя все нет, иди–ка ты в травмпункт и быстренько сделай укол. Пока нас всех кусать не начал. И сообщи в полицию, что по улицам бегает бешеная собака.

Гера с невыразимой тоской посмотрел на Яську:

– Они же его…?

– Да, Герман, да. – Девушка разозлилась, что в этой ситуации ей приходится быть беспощадной. – Ликвидируют. А иначе у нас полгорода бешеных жителей будет. Этакий город безумных покусанных вампиров.

Взгляд Геры приобрёл подозрительно мечтательное выражение, и Яська поняла, что с образностью переборщила. Гера, как и она, любил фильмы про зомби-апокалипсис.

– В общем, ноги в руки и дуй в травмпункт. А затем в полицию.

Когда же Гера скрылся из вида, Яська подумала, как ужасно жалко Тумбу. Она опустилась в любимый шезлонг и заплакала. Потом немного успокоилась, набрала номер Иллариона, но все Яськины абоненты в это утро не желали с ней разговаривать.

– Да где же Ларик, черт возьми?

Она опять принялась звонить хозяйке потерянной косметички.

***

А Ларик после тревожной, практически бессонной ночи с трудом приходил в себя. Как будто он основательно перебрал спиртного накануне. Присутствовали все признаки похмелья: тяжёлая, тупая голова, в которую неведомая сила неустанно вбивала огромный ржавый гвоздь, нездоровая муть, сопровождаемая тошнотой, а главное, желание лечь ничком на кровать и никогда больше не вставать. По крайней мере, не сегодня. И не в этом месяце. И вообще не в этой жизни. Ларик тяжело вздохнул, захлопнул дверцу холодильника и опустился прямо на пол. Традиционный утренний бутерброд с куском колбасы и огурцом на белой булке, очевидно, откладывается на завтра. Тошнило даже от мысленного намёка о еде.