Ларик огромным усилием воли собрал себя в единый организм. Вышел на веранду и горестно уставился на порушенный цветник. Ночью это зрелище казалось ужасным, при дневном свете – невыносимым. Словно по цветам за стадом слонов прошёлся рой саранчи, обглодавший всё, что предыдущая колонна не успела вытоптать. Вот таким сад казался при дневном свете. Оценив масштабы бедствия, мастер решил, что обязательно восстановит цветник, но чуть позже.

Ларик помялся около двери мастерской, боясь того, что может там увидеть. Наконец, досчитав до трёхзначной цифры, он открыл дверь и сначала робко заглянул внутрь. В салоне больших изменений не наблюдалось. Лишь полупустая банка с краской валялась на полу, капли собрались в лужицу, но настолько незначительную, что считать это вторжением и разрушением не стоило. Он мог и сам неуклюже поставить препарат на стол.

Мастер тут же распахнул все окна, хоть в салоне было достаточно свежо. Но запахи красок и растворителя вызывали сейчас сильный приступ тошноты.

Он выпил прохладной воды из бутылки и постарался несколько раз присесть, чтобы прийти хоть в какую-нибудь норму. Потом достал чистый лист бумаги и кохиноровский мягкий карандаш. Секунду посидел, закрыв глаза и вспоминая, а когда вышел из задумчивости, из-под острия его карандаша полетели лихорадочные линии.

Первым выплыл большой черепаший панцирь. Тугой, похожий на бубен шамана и так же испещрённый непонятными знаками. Явно символами, которые Ларик сейчас старался просто запечатлеть: быстро, по памяти, механически и не вдаваясь в смысл. Он расшифрует их чуть позже, сейчас главное держать на кончике карандаша тающую в дневном свете память о сне. Из массивного панциря вытянулась перепончатая лягушачья лапка, слишком хрупкая и тонкая на его фоне.

Быстро набросав растопыренную лапку, он, так и не приступив ко второй, широкими штрихами обозначил большой клюв над уже готовой частью эскиза. Ещё через несколько секунд на Ларика с листа посмотрели огромные, по-детски обиженные глаза неведомого существа. Как там звучало во сне, просачиваясь в реальность: «Эни, бэни…»? Дальше Ларик не помнил.

Это существо пришло из бессознательного детства, чтобы наказать неведомого мальчика Мошку, но заявилось почему-то к нему, Ларику. И Ползень… Мастер вздрогнул. Наверное, не просто так этим летом вернулся самый страшный ужас его детских кошмаров. А ещё… Птице-черепаха заговорил с мастером впервые. Что им нужно от него, Ларик не знал. Но должен понять, иначе случится что-то очень страшное. А, может, уже и случилось.

Мастер принялся усиленно думать. Диетолог, имени которого он так и не узнал, вёл себя вполне адекватно, особенно в сравнении с некоторыми клиентами. Вообще чрезвычайно нормальный чел. Ну да… Он немного опасался, но в этом не было ничего необычного, все волнуются в первый раз. Без пяти минут покойник сам процесс перенёс спокойно и потом, когда уходил, не выглядел как-то странно.

Из жилой части дома раздался телефонный звонок. Издалека и приглушённо, но Ларик всё равно вздрогнул. Рука, держащая карандаш, дёрнулась, и линия прочертила на покатом лбу птице-черепахи знак «зеро».

– К чему бы это? – рассеянно подумал Ларик и поковылял в дом, кляня себя за то, что оставил мобильный в спальне.

***

– Аида, я ушла! – крикнула в полную мурлыкающих звуков какой-то детской песенки тёткину комнату Яська.

Она только что с трудом уговорила Ларика встретиться на пляже.

– У тебя есть ко мне что-нибудь?

Из комнаты высунулось лицо Аиды, классически и картинно измазанное тёмной маской для улучшения внешнего облика.