- Я должна поговорить с бабулей.

Протягиваю руку, чтобы мне наконец-то дали телефон. Что-то здравое вложить в голову матери не хочу и не буду, услышав ее слова "это недоразумением". Я бы сейчас вопила от боли, но сдерживаюсь. Она не увидит моего отчаяния.

- Невозможно. Не сейчас. Бабушка в отъезде, звонила утром.

И как всегда: отсутствие средства связи делает меня слепым котёнком. И я не в курсе новостей от бабули. Я думала она приедет ко мне ненадолго, чтобы скрасить одиночество. Неужели приболела?

- Что с ней?! - шиплю на мать и пытаюсь сообразить, что мне брать с собой.

- Мило, что тебя это волнует, учитывая, в какой ты сама... - моя утонченная обычно мать явно хотела вульгарно ругнуться, но манеры взяли верх, - неудобной ситуации. Бабушка жизнь прожила, не нужно волноваться за нее. К ней ты не поедешь больше.

- Кто бы сомневался. Неудобная дочь, неудобное положение. Зато у вас всё с отцом легко и просто. Уйди. Мне нужно побыть одной, мне лучше не волновать ребенка. Если он для бабушки и дедушки является бременем, то хотя бы не делайте кислое лицо, пока я не выметусь из этого дома.

Я не могу ее видеть! Слезы душат так, что хочется рыдать без остановки. Только что это даст? Ничего кроме головной боли и взволнованного малыша. Я и только я должна переживать за своего ребенка. И любое горе не беда, ведь у меня есть Ваня, которого я дождусь. У нас все будет хорошо, всем назло. А я сильная, все выдержу. Должна выдержать и идти уверенно вперёд.

Я подбегаю к двери, и жду пока моя мать прошествует к выходу. Мне дышать нечем рядом с ней.

Ноябрь катился к своему логическому завершению. Впереди долгих три месяца зимы. Мороз, холод, слякоть. А я люблю снежную зиму. А теперь полюблю ее ещё больше. В конце января меня ждёт встреча с дочкой. Малышкой, которую мы так с Ваней долго ждали. Разлука сильно повлияла на мое душевное равновесие. И если бы не Варенька, я бы точно сошла с ума. Я очень тосковала. И каждый раз приезд бабули ждала как манны небесной. Но у нас не было возможности говорить по душам, потому что рядом постоянно был со мной отцовский цербер. Бывший спецназовец, который тенью бродил за мной по дому и совал нос в каждую щель. Видимо ему щедро платил мой папаша.

 У меня был доступ к интернету только в определенные часы. А всё для того, чтобы я могла выходить на связь с преподавателем и куратором моей группы.

А вот походы в женскую консультацию были довольно занимательными. На меня и двухметрового Романа Дмитриевича смотрели как на двух полудурков. Мужик лет под пятьдесят, ростом с два метра, и я рядом с ним метр с кепкой. Все думали, что это мой благодетель, который больше молчит, чем что-то внятное произнесёт. Я никого не разубеждала, да и прогнать этого терминатора не могла. Спасибо огромное за то, что в кабинет ему хватало совести не заходить. Удивительная выдержка. И как за долгие три месяца я не пыталась его раскрутить на живое общение, ничего не получалось. Мне порой казалось, что это просто кусок железа, а не человек.

Сижу на кухне и расколачиваю сахар в чае. Перед носом на блюдечке кусочек шоколадного торта, который изредка ковыряю вилкой.

Опять вечер. Опять рано стемнело. Нудно. Огни города становятся гуще и ярче, шум машин, грохот трамваев не даёт возможности просто послушать тишину. Чужой город. Огромный, неприветливый и холодный. Я до сих пор не привыкла к ярким улочкам, к толпе людей. Странно. Но город меня стал раздражать. Хотелось к бабуле. В дом, на природу. И я туда обязательно уеду, как только родится Варенька.

- Да, Олег Романович, есть открыть дверь через десять минут.