…Старого Ошоби молодой самурай неоднократно встречал в ставке или дворце Шогана. Он знал, что этот ещё очень крепкий, сильный и всегда невозмутимо-спокойный старый воин часто подавал главнокомандующему очень мудрые и дельные советы, а Шоган не пренебрегал их запрашивать, и хотя никогда не любил старого Ошоби, но держался с ним подчёркнуто внимательно и дружелюбно. Соответственно, и все высокопоставленные офицеры и приближенные Шогана вынуждены были делать весьма приветливые лица, встречая Этоми Ошоби в правительственных коридорах.

С капитаном Матэ Токемадой у Ошоби были очень своеобразные отношения, точнее, старик всегда держал молодого офицера на таком расстоянии, на котором никакие отношения не могли возникнуть вообще. Общение их ограничивалось рамками самого вежливого и строгого японского этикета, при котором собеседники, показывая хорошее воспитание и безупречные манеры, могли наговорить друг другу полный букет любезностей, не прибавив от себя лично ни единого слова.

За глаза хорошим тоном считалось говорить об Этоми Ошоби насмешливо и пренебрежительно, в стиле: «Ни то, и сё», «ни рыба, ни мясо», «ни китаец, ни японец». Старик действительно вёл себя в Китае как японец, а в Японии – словно китаец, и соответственно одевался, единственное было при нём неизменным всегда – его длинный прямой китайский меч, принадлежавший некогда его отцу и деду. Говорили, что с этим мечом Ошоби ходит даже в баню. И ни один из самураев Шогана, даже из самых высокопоставленных даймё, ни разу не пожелал встретиться с объектом их насмешек на поле поединка. Говорили также, что не было ни единого стиля боя и ни единого вида оружия, которыми Этоми Ошоби не владел бы в совершенстве даже в свои шестьдесят пять лет.

Десять лет назад он схоронил свою жену, а два взрослых сына его погибли ещё в Китае. Нази была его последним поздним ребёнком и единственной дочерью. Её Матэ видел единственный раз после поединка Танимуры с Ли Вангом во дворце Шогана два года назад, где она впервые представляла свой клан как Свидетель. Тогда, на фоне ослепительных столичных куртизанок и наложниц высокопоставленных даймё, она не произвела на Токемаду никакого впечатления, да Нази ни коим образом и не стремилась произвести ни на кого эффект, – в мужской одежде, даже волосы забрав в пучок по-мужски, безликий актёр-символ свершившегося поединка, свою роль она выполнила очень хорошо, это отметил даже Шоган. В тот день старый Ошоби был среди гостей, не вмешиваясь, только невозмутимо и внимательно наблюдая.

Появление семейства Ошоби в Японии как-то связывали с именем Сёбуро Токемады, вплоть до того, что Токемада будто бы лично хлопотал об этом перед Шоганом. Матэ полагал, что именно из этого слуха сложилась туманная сплетня о каких-то особо близких отношениях самурая Сёбуро и Этоми Ошоби. Все что-то «слышали», но никто не мог указать на конкретный первоисточник, и Матэ, хорошо зная бесценную роль подобных безликих, но весьма марающих слухов в тонком искусстве составления чисто японской икебаны интриг, резонно приписывал честь их придумывания и распространения трём враждебным клану Токемад семействам. Матэ мог позволить себе вести себя по отношению ко всем этим слухам с холодным пренебрежением, так как сам Шоган был из рода Миновары, и это позволяло молодому самураю без явно излишних поединков закрывать рты многим говорливым врагам. Не явно излишним поединкам он охотно шёл навстречу собственноручно. То, что сам Ошоби и не пытался как-либо сблизиться с сыном своего якобы друга, действовало на Матэ двояко: и радовало, так как это было хорошим щитом для защиты чести имени отца, и раздражало самолюбие самурая, которым откровенно пренебрегали.