А ещё привыкали к тому, что некоторых нужно было уговаривать, чтобы они научились попадать из автомата, например, в дерево, запускать дроны или птурить по цели. Тут было не так много инструкторов, профессиональных военных. Психика у молодёжи сдавала, но их постепенно обтачивали, обрабатывали, успокаивали, загоняли в рамки. И критически не хватало тех, кто мог бы чётко и ясно объяснить смысл их столь долгого «сидения на Ломовой».

Наша армия, сосредоточенная, но не особо подготовленная, очень отличалась от украинских военных, которым не надо было объяснять, за что они воюют. И почему у них такое отличное западное вооружение. Они были экипированы и обучены, с ними занимались много лет, их готовили жечь землю. Наши не были готовы жечь землю, они верили, что победят, и веру в Победу хранили свято даже тогда, когда их встречали огнём минометов и САУ, когда их убивали дронами и минами и просто стреляли, глядя в глаза.

Но всё-таки, жизнь есть жизнь, и никто не отрицал, что бывало всякое. Были и те, кто убегал. А были те, кто ловил ДРГ и чуял предателей на расстоянии. Но это всё называли «раскачка»: не начав военных действий, никаких действий, пограничники устали и вымотались за год.

Тайно приезжали добрые люди на машинах, привозили всё: от горячих вареников до одеял. По пятницам навещал пограничников грузовик от местного фермера, грузил тюки с бельем и грязной одеждой и увозил в посёлок, в детсад, а возвращал бойцам чистое, сложенное заботливыми руками «мамок».

Так, всем миром, помогали «сидящим», которые не могли пока ни защищать, ни нападать. Приказа не было.

Но летом начались сильные, почти ежедневные обстрелы с той стороны. В хаты и сараи приграничных сёл попадали снаряды, попадали и в колонны с техникой, стягивающейся со стороны России, и в палатки, и куда угодно. Хохлы, видимо, разжившись новым тяжёлым дальнобойным вооружением РСЗО попадали по мирным.

А уходить, передвигаться, наступать всё ещё было нельзя.

Каждый день, с самого апреля, ждали наступления. Стрелковке обучились даже те, кого ждали враги, высунувшиеся из окопов по пояс и призывающие попасть в них из калашмата. Наконец, даже самые юные страдатели научились сведению целика, мушки и мишени и стали сносно попадать в движущуюся цель. Теперь уже хохлы били не по приграничным блокпостам, а по окрестным сёлам, до которых рукой подать от границы. Перехватывали вражеские радиоволны, где на фоне патриотических песенок выдавались инструкции к действиям диверсантов и подсказки для тех, кто просто хочет помочь уничтожать «русню» изнутри.

Но в соседнем Горновском районе не очень страшились этих, как казалось многим, дальних канонад. В самом райцентре Ломовая река была необихожена, с обрывистыми берегами, поэтому райцентровские работяги ездили купаться и отдыхать в Надеждино, выше по течению, где были насыпаны на пологом берегу два пляжа. Всего это семь километров по шоссе, совсем близко. А через лес и вовсе три или четыре. Один пляж был насыпан около дома главы района Дербенёвой, второй около дома главы Надеждинского сельсовета Одежонкова.

У реки так-же спокойно паслись гуси и утки, так-же катались на катерах местные подвыпившие «шишки» и так-же лазали в лесах незаметные люди с высокотехнологичным охотничьим оружием, уничтожая расплодившихся за пандемийное время косулек и кабанов.

Это лето для местных, хоть и подрагивало тревожной тетивой, а текло своим чередом. И ещё все отчаянно строились. Настолько яростно, что в местном райцентровском стройдворе возник ажиотаж на стройматериалы. Строилась и Манюшка, к которой попросилась пожить Ника.