По заасфальтированной только в начале девяностых дороге нужно было проехать переезд – и вот уже старая часть Надеждино, бывший богатый хутор Апасово, который сейчас административно отделился, хоть и почти сливался с последними улицами села, сейчас накрепко заросшими кленовым мусорным деревьём.

Словом, чтобы попасть по дороге в райцентр из Надеждино, нужно было обязательно проехать через Апасово, где в бывших княжеских каменных постройках сидел сельсовет, которым уже тридцать лет почти управляла нехорошая семья Одежонковых.

Говорили, что в девяностых жена главы сельсовета Васи Одежонкова, мелкого рэкетира, работала то ли в эскорте, то ли в стриптизе. И за то, что она часто приходила на работу в сельсовет в суперкоротких мини-юбках, в сапогах-ботфортах и с накрашенными сдвинутыми бровями, гаркала на всех, визжала на мужа в неизменно малиновом несъёмном пиджаке и гнобила местных бюджетников, людская молва её прозвала Несмеяной.

Сейчас Одежонковы постарели. Стали тише. Вася даже пиджак от сердца оторвал. Воровали почти незаметно, но тем не менее натаскали из сельского бюджета себе на каменный дом в Надеждино, плюхнув его прямо позади магазина, на бывшем церковном кладбище, на высоком берегу реки, с видом на водную гладь. Место было «козырное», лучше вида не найти.

Пока загибался местный колхоз, проданный по частям Одежонковым и его сюзереншей, главой района Дербенёвой, эти местные творцы дворцов и скупщики брошенных крестьянских наделов и невостребованных домишек на берегу ворочали себе рулём и плыли в сторону достатка.

Но теперь их белые дворцы и катера изумительно просматривались с украинской стороны. Можно было хоть каждый день включать «химарей» и сметать их. Но пока наши на границе ждали наступления, арта врага палила по более близким гражданским объектам. Упорно и нагло, меж разрушающихся хаток электората высились дачи глав, главных инженеров, главных энергетиков, главных лесников и главных рыбнадзорщиков. В этом тихом, маленьком «самсебе государстве» можно было тихо тащить себе всё, что плохо лежит, разворачивать дышло закона как было им угодно и совсем, как и встарь, не обращать внимание на биомусор, местных жителей, которые по большей части выживали, находясь в кредитном рабстве.

Как только Ника приехала в Надеждино и пришла разбираться с документами на дом в райцентровский БТИ, Одежонковы и Дербенёва задумались. Им тут совсем не нужна была журналистка. Им поперёк вставало любопытство пришлого человека, да ещё в такое опасное время!

К Нике иногда подходили крупные люди в штатском и несколько раз предупреждали её, что, если она тут что-нибудь снимет, её посадят за дискредитацию армии или просто накажут. Потому что район приграничный, а она сливает позиции.

Ника и в уме не держала злиться и кидать говно на вентилятор, пока подруга Манюшка не добавила её в чатик села в вацапе. Технологии проникли сюда несколько лет назад, вместе с устойчивой сотовой связью. За эти технологии были положены последние скотьи головы, изведены стада домашней птицы и заброшены огороды с картошкой. Технологии и социальные сети сдвинули мозговой пласт тружеников села, и теперь, дети девяностых, которых воспитывать было некогда, родили своих детей, которые, живя в деревне, никогда не держали в руках косы, топора или клубка ниток. Бабули вымерли как-то разом, отскрипели песнями, отговорили суржиком, а на дедов надежды не было. Они умирали рано, и до семидесяти если кто-то из мужиков и дотягивал, то уже в развалившемся состоянии. Таково было лицо русского народа в условиях дикого капитализма. Даже те, кто пытался что-то изменить в лучшую сторону, обсказать проблему и предложить пути решения, натыкался на монолитную стену из спаянных общей недолей верхов и низов.