Но работающему никогда не бывает скучно. Сейчас листал старый дневник, наткнулся на упоминание еще одного любимого Дома творчества. И так всколыхнуло сердце одна эта деталь. Незаметный кустик под стеной.

«12.8.81. Коктебель. Приехал вчера, устал неимоверно, проехав за рулем девятьсот километров. А накануне поездки так и не уснул, – смотрел по ТВ премьеру спектакля по своей пьесе «Стихийное бедствие», и долго потом ворочался в постели, не в состоянии уснуть.

Дождь и здесь. Живу, как и в прошлом году, в комнате № 3 в 19-м корпусе. Сейчас пью чай на веранде. Прямо передо мной куст лавра, с крыши льется сильная струя, он кланяется под ее напором, его лопоухая голова от удовольствия ходит из стороны в сторону. Временами он вырывается из-под струи, распрямляется, словно заглатывая воду, опять попадает под сильный поток, склоняется, чуть ли не до земли. Рядом с ним возвышается кипарис. Та его сторона, что обращена к стене, набита дождевыми каплями, вся светится. Приятный плеск воды. Словно стая птиц клюет зерно, – так стучат капли воды по крыше. Полные свежих запахов – порывы ветра, лениво погромыхивает гром».

Молодость, даже кустик воспринимался слово живое существо. И не лень было записать это.

Узнав, что я призывался со второго курса художественного училища, замполит полка начал эксплуатировать меня для создания наглядной агитации. Помимо ежедневных сумасшедших занятий на морозе с ветром – муштра, стрельбы из разных видов оружия, марш-броски с полной выкладкой, зубрежка устава, уборка территории, невыносимые стояния на посту и т. д. – меня заставили рисовать плакаты на побеленных саманных стенах нашей казармы. Наивный семнадцатилетний худущий от недоедания парнишка, рядовой запасного полка (три месяца подготовка одиночного бойца, и – фронт), я взялся и за это дело. В свободное, конечно, время. Не буду распространяться на тему, как добывались всяческие заменители настоящих красок, кистей, как в морозец краски не хотели прилипали к стене. У меня был небольшой опыт в этом отношении, так как во время учебы в училище в Иркутске, я, чтобы не загнуться с голоду, подрабатывал в худфондовской мастерской, где лепили и подобные плакаты.

Это была ранняя весна 1944-го, Забайкалье, небольшой поселок под названием Дацан на Ононе, где пополнение для пехоты готовили еще две подобные части. Сюда в начале войны провели узкоколейку, по которой почти еженедельно отправлялись на основную магистраль прошедшие подготовку и экипированные команды молодых защитников родины, – на фронт… Кузница кадров, так сказать. Дело было поставлено на поток. И жизнь тут (вероятно отчасти намеренно) была создана такая, что отправки на фронт все с нетерпением ждали, словно избавления от каторги. Отправляемых хорошо обмундировывали, выдавали сухой паек по другой норме и т. д. И уже не грозило, как шутили наши остряки: «Только ляжешь – поднимайсь, только встанешь – подравняйсь!»

Сейчас самому не верится, – я еще успевал читать, был постоянным посетителем полковой довольно богатой библиотеки. Младший лейтенант, ведавший этим учреждением, позволял мне самому рыться в книгах. Однажды в одном из номеров журнала «Октябрь» прочитал анонс: в марте будет опубликован детективно-шпионский роман Джона Пристли «Затемнение в Гредли». Не удивительно, что мне, юному мечтателю, захотелось немедленно проглотить его. На дворе уже апрель, значит, журнал с этой вещью должно быть получили. Библиотекарь сказал, что да, номер пришел, но он «на руках». Увидев, как я огорчился, он успокоил: «Знаешь, если ты выполнишь одно мое предложение, я его добуду для тебя». Дело в том, что скоро Первое мая, будем принимать Присягу, к этому событию готовится концерт самодеятельности. И мне он предложил выучить наизусть довольно большой отрывок из поэмы Маяковского «Владимир Ильич Ленин», чтобы почитать его со сцены в начале концерта.