Небольшая сцена и скромный пустой зрительный зал. В центре был лишь один длинный стол, за которым сидели вершители судеб. Я сразу узнала троих из них. Двое были завсегдатаи новогодних Голубых огоньков, чьи песни моя мама знала наизусть. Третий – продюсер Влад Малиновский, к которому мечтали попасть под крыло и начинающие, и уже известные исполнители. Все его песни становились хитами, а подопечные – звездами.

Микрофон, непонятным образом оказавшийся у меня в руке, стал скользить и качаться. Собственное дыхание я слышала как в акваланге. Малиновский осмотрел всю меня, словно товар на прилавке и сказал с недовольным видом:

– Ну, и как вас зовут? Расскажете нам или поиграем в молчанку?

Остальные хищно посмеялись, переглядываясь между собой. Я решила, что была-не была и представила их всех в смешных ярких труселях. Стальные тиски на горле ослабли и, теперь уже улыбаясь от души, я ответила на вопросы. “Да, я блогер, заканчиваю одиннадцатый класс, играю на гитаре. Да, моя холодная фамилия не подходит к солнечной внешности, все это говорят.” Выслушав не самые оригинальные комментарии, я приготовилась петь. Единственное, что вселяло уверенность в этом кошмаре наяву, так это осознание, что точно не забуду слова.

Better in time – самая ненавистная мной песня в мире. Когда-то мою училку по вокалу Ирину Сергеевну бросил мужчина после долгих отношений. Она говорила, что песня Леоны Льюис помогла ей аки фениксу восстать из пепла, когда долгими ночами женщина выплакивала под неё свою боль и обиду, и постепенно сама перед собой признавалась, что всё еще любит, но заслуживает жить дальше. А потому она искренне считала произведение счастливым и приносящим удачу. Я пела его на показательных выступлениях, я тренировала на нем английское произношение и интонирование, и трижды исполняла в виде поздравления на день рождения Ирины Сергеевны. Если бы меня даже переехал автобус и я потеряла память в лучших традициях сериалов для бабушек, то все равно без ошибок спела эту песню. Better in time была прописана в моем ДНК.

Поэтому она была избрана в последний момент как страховка для нервов и оберег от неудачливости. Надо было только дышать и петь. Хотелось бы еще забыть о камерах, которые должны были задокументировать любой возможный провал, и о людях, которые изучали меня придирчивыми взглядами. Но забыть было невозможно. Хотя неожиданно у меня появилась еще одна причина выйти с победой, это было желание снова увидеть того парня. Чутье мне подсказывало, что он точно должен оказаться среди участников.

Дальше всё как в тумане. Музыка прекратилась. Апплодисменты. Сквозь пелену в голове просочилась фараза: “Вы проходите в проект!”

Я улыбалась и благодарила, хотя и не знала точно, стоит ли радоваться или нет. О чем я думала? Что в ближайшее время наконец-то смогу снять эти дурацкие туфли и колючий комбез. О, священные джинсы и кеды! Да прибудьте со мной во имя комфорта! Аминь!

Время после кастинга пролетало в невероятной суете. Сборы, справки, заявления в школу, предварительные съемки…

Мама не разделяла моих увлечений, и потому отреагировала на новость о первом успехе сухим: “Ну, молодец.” Однако, спустя пару дней осмысления, перспектива сбагрить подросшую дочь из дома минимум на неделю-две её по-настоящему воодушевила.

Вооружившись лучшей сумочкой и красной помадой, мама отправилась в офис подписывать договор на моё участие. Я знала, что родительница не сильна в юридических вопросах, однако, она с деловым видом уселась в кресло и читала все пункты длинного многостраничного списка.