На следующий день император проснулся рано, в то время как новоиспечённый надворный советник от радости и глаз не сомкнул. Его ждали новые милости: «Его Величество изволил пожаловать мне 6 июня чрез Ивана Павловича Кутайсова золотую табакерку с эмалью. А при выходе из дворца (так пишет Глебов о своём доме) я принёс всеподданнейшую благодарность, и государь император удостоил меня жалованьем к руке…» После службы в Мологском храме государь изволил покинуть город и отправиться вместе с небесным светилом в западном направлении.

Катер, на котором перевозили императора через Волгу, решили сохранить для потомства. Как пишет Трефолев, он 72 года простоял в сарае у купчихи Бушковой и в 1864 году сгорел вместе с городом.

При выезде из Мологского уезда случилось непредвиденное: в Брейтовской волости мужики хотели подать императору жалобу на то, что у них отняли землю, но в последний момент они под страхом наказания от подачи жалобы отказались и встретили государя с хлебом-солью. Правда местной власти пришлось поволноваться и уговорить мужиков воздержаться от «бунта». Одно только намерение пожаловаться на произвол властей приравнивалось тогда к бунту.

Но, отказавшись от подачи «форменной бумаги», мужики решили пожаловаться императору словесно и пытались прорваться в дом, где тот изволил отобедывать. Обер-камер-гоф-фурьер Крылов попытался отогнать мужиков и ударил тонким сухим прутиком одного из них, на что те закричали: «Ваше Императорское Величество, бьют понапрасну, обижают!» Подали государеву коляску, и мужики схватили лошадей под уздцы и закричали, что императора хотят везти «не по той улице», мимо дворца.

Форейторы мужиков отбили, но шум услышал Павел и поинтересовался, что происходит. Хозяин «дворца» Федосей Егоров объяснил царю, что народ желает подать жалобу на Мусина Пушкина об «отобрании у них земельки» и сказать царю, что для него был приготовлен другой «дворец», но господа его утаили. Павел ответил в своём духе:

– Где я – там и дворец.

И вышел на крыльцо.

Мужики пали на колени и стали кричать и излагать свои обиды. Их попросили замолчать, и Павел приказал одному из них подойти ближе и изложить просьбу. Крестьянин Кузьма Семёнов изложил суть жалобы, на что император спросил, есть ли у них хозяин. Кузьма твердил своё, что дело господа решили не в пользу мужиков.

– Стало быть, вам земля не следует по писцовым книгам и по межеванью. Кто ею владеет, тому она и следует.

«И оного Кузьму отослать изволил прочь», – писал губернатору Мусин-Пушкин.

А народ, между тем, стоял на коленях и кричал:

– Помилуй, государь!

Павел приказал им встать с колен и замолчать, но мужики его не послушались. Царь сошёл с крыльца и повторил приказание, но мужики не унимались. Император сел в коляску и приказал в третий раз уняться – те не унимались.

– Палкой вас, – бросил Павел и поехал. Ему перегородили дорогу, но представители власти расчистили её, и земное светило вновь покатилось вместе с небесным. Мусин-Пушкин пребывал в страхе, потому что взволнованные мужики препятствовали ему забирать обратно «свои мебеля». Впрочем, пишет Трефолев, никакого наказания крестьянам не последовало.

А насчёт тонкого сухого прутика которым якобы воспользовался обер-камер-гоф-фурьер Крылов для разгона мужиков, мологские власти явно покривили душой: Крылов пользовался суковатой палкой и ударов нанёс ею несколько.

– Палкой вас!

«Благодарные мужики», пишет Трефолев, помогали лошадям подняться в крутую гору коляске императора, в результате чего выбившийся из сил крестьянин Артамон Сергеев попал под копыта лошадей и был задавлен насмерть.