Странно, но в голове немного прояснилось.

Тогда тот, кто был за дверью, сменил тактику.

– Антоний, посмотри, кого я с собой привел!

За дверью раздался голос:

– Сынок, открой. Это я!

Антоний похолодел от ужаса: это был его отец.

– Сынок, мне здесь холодно! Открой!..

Антоний прошептал побелевшими губами:

– Но я же тебя похоронил… Столько лет назад.. Я же сам смотрел на тебя в гробу, запоминая на всю оставшуюся жизнь. Потом мы бросали землю… Потом я сам поправлял крест на твоей могиле…

Крест!.. В затуманенном мозгу он ухватился за это слово. Что-то оно обозначает… Что-то важное и нужное… Липкий ужас вымывал все из головы, но этот участок мозга, который удерживал это слово, сопротивлялся, не позволяя скатиться в животное состояние.

Дальнейшее происходило, как под наркозом. Сознание выхватывало четкие и правильные слова молитвы, произносимые старцем, настойчивые приказы за дверью, хаотичные обрывки мысли. Перед глазами, как в бреду, проносились видения каких-то куполов, вставали образы икон с суровыми и строгими лицами, пахло ладаном.

Дверь сотрясалась от сильных ударов.

… Утро наступило, словно освобождение. Исчезло все и сразу. Антоний потряс головой, протер глаза, освобождаясь от кошмарного сна. На душе оставалась только усталость и онемение.

Старец так же, как и всю ночь стоял на коленях. Только уже не проговаривал слова молитвы, а тихо их шептал. Глаза его были закрыты, лицо изнемождено, слабая рука с трудом осеняла крестным знаменем.

– А теперь уходи. – Сказал Илия. – Больше моя помощь теперь не нужна. Мне необходимо побыть одному. Иди с Богом.

Антоний с трудом встал, преодолевая оцепенение уставшего тела. Подошел к двери, не решаясь ее открыть. Но оглянулся на старца и решительно ее отворил. Яркий солнечный свет ворвался в помещение. Антоний вышел наружу и вздрогнул: земля вокруг кельи была изрыта следами, словно вокруг носилось стадо животных.

Антоний быстрым шагом, почти бегом направился к своему монастырю.

Он пришел, когда уже закончилась трапеза и дневные работы были в самом разгаре. Монахи находились на своих послушаниях, на территории монастыря было практически пусто.

И те редкие из насельников, кто встречался с ним, приветствовали, как принято с небольшим поклоном. Однако задерживали на нем взгляд и, приостанавливаясь, украдкой смотрели ему вслед. Их взгляды Антоний чувствовал спиной.

Только когда Антоний вошел в свою келью и посмотрел в маленькое зеркальце, предназначенное для подравнивания усов и бороды, он понял странное поведение братии.

Он поседел…

– А вообще-то здесь хорошо. Места просто чудесные! – Отец эконом вел машину, лихо объезжая придорожные колдобины. В чем проявлялась чудесность этих мест, монах уточнять не стал. По мере приближения к месту, колдобин становилось все больше, а дорога хуже. Старенькая «Нива» натужно рычала, грозя ежеминутно развалиться от перенапряжения и заглохнуть посреди дремучего леса.

Отец Никон и его молодой помощник монах Феодосий молчали, стараясь не прикусить язык от сотрясений.

– Вам здесь определенно понравиться! Поверьте, сам бы остался, да дела не позволяют! Продуктов на первое время хватит, потом еще подвезем. Главное, чтобы материала хватило. Но и это попозже доставим.

Монахи скосили глаза назад. Там в багажнике грохотали ящики с гвоздями, инструментами и какими-то железяками. Судя по загруженности, командировка вряд ли впишется в запланированные два месяца. Но указания настоятеля не обсуждаются.

– А лес-то вокруг, лес! Грибов, наверное, здесь!.. Я в детстве, помню, всегда любил грибы собирать. Наберешь корзинку подосинновичков, все ровненькие, как на подбор! А дома их маманька с картошечкой поджарит. Просто чудо!