То чувство вины, с которым Тимофей вышел из полиции, ушло с появлением Лешего. Можно было ещё поверить в убийства или похищения, творимые Бациллой и Кольчугой: они не отличались ни большим умом, ни моральными ценностями, ни принципами. Но они были в ежовых рукавицах на руке Лешего, а тот, в свою очередь, жил по правилам, то есть по понятиям. Леший мог поучаствовать в драке, избить кого-то, украсть, вымогать деньги, но убивать как серийный маньяк – это не его уровень. Это не авторитетная статья, а Леший свято чтил воровской уклад. Слова следователя для Тимофея были ошибкой или клеветой, которой коварный полицейский заставляет сотрудничать наивных дурачков.

Услугу, которую Тимофей собирался оказать, он считал даже не авантюрой, а безопасным баловством, за который в худшем случае его могут лишь пожурить. “Друг попросил приютить друга – что такого?”, – аргумент Тимофея был сформулирован и готов на крайний случай, если бы полиция начала задавать вопросы.

Тимофей активно участвовал в организации, как если бы был членом банды. Он оспаривал решения главаря, аргументировал свою позицию, и Леший вносил корректировки. Было решено исключить телефонную связь между хозяином дачи и беглецом, так как была хоть и маленькая, но вероятность того, что первого могли прослушивать. Провизию Кольчуге должен был привозить Тимофей, потому что соседи могли заподозрить неладное, увидев хозяйничавших на даче незнакомцев. Всё это были идеи самого Тимофея.

В назначенный день, когда Кольчуга должен был войти в калитку, Тимофей, уже одетый, расчесывал волосы перед зеркалом. Короткая кожаная куртка поверх рубашки и строгие мокасины с темными джинсами соответствовали легенде – он как обычно в конце последнего рабочего дня шел гулять с Сизым и другими друзьями. Ложь давалась легко. Да и вовсе не ложь это была, а так, немного актёрского мастерства, в конце концов, он же не изменял жене. Поэтому, когда она спросила есть ли новости от следователя по его делу, он проговорил заготовленную реплику:

– Моё дело маленькое, Медведица, – навести их на след, – игриво пожимал он плечами, – я это сделал. Отчитываться передо мной они не будут.

– Для кого-то может и впрямь маленькое, но для тебя, – она замолчала, слегка прикусив губу прежде чем продолжить, – ты ведь был не абы каким-то оборванцем с улицы, а… Ты это ты. Тебя боялись, уважали, ты был главарем и лидером. И, честно говоря, мне это в тебе нравилось. Не то что ты бандит и хулиган, а твоя решительность, уверенность и сила. И тебе это тоже нравилось, я знаю это. И когда ты ради меня начал изменяться, поступил учиться, устроился на работу – я готова была упасть тебе в ноги. И я была счастлива, безмерно счастлива. Потому что тот человек, которым ты был раньше, мог бросить всё, завязать только ради того, кого по-настоящему любит, всем сердцем. И я тоже любила и люблю тебя всем сердцем. Но я всегда боялась, что в глубине души ты сомневаешься и жалеешь о своём выборе. И вот теперь… Теперь я знаю, что ты целиком и полностью предан мне, живешь только ради меня и нашего Медвежонка, не оглядываясь назад. Я горжусь тобой.

Вера, которую он называл Большой медведицей, нежно поцеловала его в щеку, аккуратно, словно имела дело с хрупким предметом из исторического музея, провела пальцами по волосам, подправив их. Она взяла его за руки и прижалась лицом к его груди. Тимофей нерешительно положил руки ей на плечи, потом на талию и, в конце концов, не найдя для них места, сделал шаг назад, поцеловал в щёку и, бросив короткое “ спасибо”, змеёй скользнул в открытую дверь.