«ПРИКАЗ

командующего оккупационными войсками

г. Одессы.

Ст. 2. Все жители Одессы обязаны сообщать в полицию о каждом скрывающемся еврее.

Укрывающие, а также лица, которым было известно местопребывание евреев, но они не сообщили об этом, – КАРАЮТСЯ СМЕРТНОЙ КАЗНЬЮ».

Николай прочел и молча сложил газету.

– Как-то девочка Таси Бакман заболела. Услышав детский плач, Пирог донес в полицию. Они пришли, когда дома не было Шрайманов, схватили Тасю Бакман и ее ребенка, их убили по дороге в полицию… А господин Пирог сделался коммерсантом, деньги, полученные за услуги полиции, он пустил в оборот, открыл комиссионный магазин… За Тасей Бакман пришла очередь Шрайманов, они погибли все, и Мишина дочка, Рая, такая красивая… Она хотела стать киноактрисой… В начале февраля умер отец…

Николай встал и прошелся по комнате. Он знал Мишу Шраймана, веселого, предприимчивого одессита.

– У меня к тебе есть один вопрос… – сказал он.

– Да?

– Ты знаешь Артура Берндта?

– Берндт… Берндт… – Вопрос был неожиданным.

– Помнишь, на «Украине» ты отправилась к нам в Туапсе, – напомнил он. – Тебе было плохо, и Артур Берндт, радист, уступил тебе свою каюту.

– Как же, помню. С его сестрами дружила ваша Аня, их звали Эльза и Эрна…

– Я с Артуром учился в Институте инженеров водного транспорта, он был на факультете связи.

– Берндт по-прежнему живет на Малороссийской, рядом с родными Ани.

– Артур работает?

– Нет. Он не желает работать на оккупантов.

– Узнаю старую гвардию! Что он делает?

– На Большой Фонтанской дороге, против тюрьмы, открыл магазин. Отец Артура, колбасник, поставляет ему копчености. Торговля идет бойко. Вы, наверное, не знаете, Берндт женился.

– Вот как? Кто же она?

– Елена Холм. Вдова. Ее муж, врач, был арестован в тридцать седьмом году… Интересная женщина. Артур влюблен в нее по уши.

– Скажи, Юля, могли бы мы сегодня же навестить родных Ани? Ну и, конечно, если удастся, повидать Берндта.

– Признайтесь, Николай Артурович, вы сегодня обедали?

– Признаюсь, не обедал…

– Как вы относитесь к манной каше?

– Весьма положительно, еще с детства. Особенно с клубничным вареньем…

– Сейчас я сварю, правда на воде и… Обойдетесь без варенья, ну а после…

Но и после на Малороссийскую они не пошли: подумали и решили отложить визит к родным Ани до получения документов.

Вопрос с пропиской был решен на следующий день: Артур Готлибович вписал сына в «авторизацию» – список жильцов квартиры, а в полиции сказал, что его семья обменяла паспорта на аусвайсы, и попросил поставить штамп. Не сверив представленную «авторизацию» с копией, хранящейся в полиции, чиновник поставил штамп прописки.

С легальным положением пришло чувство уверенности, и Николай отправился на Мечникова, два, в Управление «Стройнадзора».

Чтобы внушить большее уважение к своей персоне, Вагнер продержал его в приемной около часу, но в кабинете поднялся Николаю навстречу, был очень любезен, тут же написал отличную характеристику и рекомендацию на имя директора завода инженера Купфера.

– Купфер – румынский немец, – предупредил его Вагнер, – но ярый румынофил. Отлично владеет русским. Если у вас возникнут какие-либо трудности, обращайтесь прямо ко мне.

Но трудностей не возникло. Шеф завода, как его здесь называли, инженер Купфер дал приказ о зачислении Николая Гефта старшим инженером по механической части.

Уже наследующий день надо было приступить к работе, поэтому нельзя было откладывать встречу с родными жены и Артуром Берндтом.

На Малороссийской его и Юлию приняли сердечно, Николай не открыл им своей миссии, но и не рассказал официальной версии своего появления в Одессе, держался он просто, непринужденно. Разумеется, родителей интересовала жизнь дочери и внуков, но Николай не мог полностью удовлетворить их любопытство: он расстался с женой и детьми полтора года назад, а письма от Ани были скупыми и краткими. На вопрос, что он думает делать в Одессе, ответил, что завтра начинает работать на судоремонтном заводе. Отец поджал губы и, не скрывая своего неудовольствия, сказал: