– А вот Берндт отказался работать на немцев…

Николай это замечание пропустил мимо ушей и обратился к свояченице:

– Кстати, Зина, у меня к тебе просьба: зайди к Артуру и спроси, могу ли я его повидать.

Зина вышла из комнаты.

Общий разговор как-то заглох, поэтому все оживились, когда вошла Зина и сказала, что Берндт дома один и, конечно, ждет его.

С Артуром они не виделись пять лет. Он мало изменился. Такой же быстрый в движениях, немного угловатый, вот только глубокой складки на переносье раньше не было.

Артур вышел.

Николай осмотрелся: в комнате чувствовалась заботливая женская рука. На стене среди фотографий теплохода «Украина» висел портрет женщины.

Артур вернулся с бутылкой холодного вина и фруктами.

– Жена? – спросил его Николай, разглядывая женский портрет.

– Да, Лена…

– Красивая женщина. Ты счастлив?

Словно не слыша вопроса, Артур разлил по бокалам вино. Они чокнулись.

– Поздравляю! – сказал Николай.

– Счастлив я? – потягивая маленькими глотками вино, повторил Артур. – Даже не знаю, что тебе ответить… Тревожно мне… Не сплю по ночам, прислушиваюсь…

– Ты чего-то боишься?

– Не за себя, за нее боюсь, за Лену. Открыл я маленькую лавочку на Большой Фонтанской, напротив тюрьмы. Лена завела интрижку с тюремным начальством, спаивает надзирателей, угощает вином конвойных, и все это ради того, чтобы «толкнуть», как она говорит, передачи заключенным, письма…

– Смелая женщина! А ты, что же, против?

– Я против безрассудного риска, против бравады, с которой она все это делает. Начиталась чувствительных романов и вот… При случае еще хвастает, смотрите, мол, какая я бесстрашная! Понимаешь, у нее это азарт, игра в конспирацию. Я удерживаю ее, а она меня иначе, как немецким прихвостнем, не называет…

– Так, а что же ты, «немецкий прихвостень», на немцев не работаешь?

– Ну, этого они не дождутся! Конечно, мы с тобой, Николай, немцы, но не гитлеровцы же. Нет, не будет этого…

– Стало быть, сопротивление?

– Да, сопротивление.

– Пассивное… – усмехнулся Николай.

– Да, пассивное, – по инерции согласился Артур, но тут же спохватился: – Постой, ты это к чему?

– К тому, что от такого сопротивления врагу ни жарко, ни холодно.

– По-твоему, чтобы жарко, надо так, как Лена?

– Нет, я этого не говорю. Но, изображая на лице мировую скорбь, сидеть в лавочке и продавать оккупантам колбасу… Ты меня извини, но для этого большой ненависти не требуется.

– Что же делать?

– Сопротивляться! Сопротивляться активно!

– Ты считаешь, что я могу?

– Еще как!

– Например?

– Ты можешь собрать радиоприемник, чтобы можно было принимать сводки Совинформбюро?

– Конечно, могу…

– Сколько тебе на это нужно времени?

– Дней десять, двенадцать.

– Детали у тебя есть?

– Надо порыться в барахле. В крайнем случае можно купить на базаре, и не только переменные конденсаторы, там по дешевке идут станковые пулеметы, ручные гранаты… Недавно у румынского солдата за три марки я купил партизанскую листовку!

– Где она? – заинтересовался Николай.

– Сейчас принесу. – Артур вышел из комнаты и тут же вернулся с листком из детской тетради в клеточку.

Печатными буквами, кое-где расплывшимися, химическим карандашом на листке было написано: