Народ тут был необычный, людей немного, в основном человекоподобные. Ящерицы, ходящие на двух лапах, с хвостом, с желтыми глазами и вечно выскакиваемым из пасти языком, они легче всего переносили жару. Орки не такие, как в наших книгах, да, были зеленоватого оттенка, с бритыми головами, но клыки изо рта не торчали. Они вечно играли в кости. Свиньи-переростки, ходившие на задних ногах. Два больших быка с поломанными рогами и с мощными руками. Из кошачьего семейства были львы и пантеры, их вид был самым многочисленным, и когда они собирались своей компанией, к ним никто не подходил, одним словом, еще тот зоопарк. Встречались и такие, которых я не мог опознать или сравнить с нашими животными. Змееподобные, которые могли раздувать шеи как кобры, но они держались отдельно. О, был один крокодил, сам по себе, он всегда спал, когда выдавалась свободная минутка. Пара медведе подобных, огромных, покрытых шерстью, обладали силой невероятной и были в уважении у всех, даже у надсмотрщиков. Все существа были мужского пола.

Всего нас было шестьдесят, может, чуть больше. Но я ни с кем не общался, сидел отдельно, и никто не обращал на меня внимания, пытались пару раз пообщаться, но я разводил руками, и они понимали, что я их не понимаю. Все звали меня дум-думом, я был местным дурачком, но пока меня такое положение устраивало. Я сидел и слушал, запоминал, что они говорят, учился, повторял каждое слово и понимал, что, если выучу их язык – это будет первым шагом к выживанию, а может, и к спасению.

Я был не просто носильщиком камня, а незаменимой затычкой, потому что делал всю работу в лагере. В каму меня не посылают изо моей худобы и малосилен так были очень тяжелые условия, но и сверху мне хватало работы. Я не только таскал камни, но и помогал надсмотрщикам убираться в пещере, копал выгребные ямы, что-то переносил с места на место, и это было любимым развлечением охранников. Звероподобная банда состояла из тех еще грязнуль: недоеденная пища, шкуры и шерсть после линьки, одним словом, беспорядок, и я сперва делал все «на отвали», но потом понял, что лучше не спеша и качественно убираться в пещере, в которой не жарко, как будто тут работает кондиционер, чем впахивать на жаре.

Иногда меня отправляли работать на кухню к местному повару – сухому старику, больше похожему на ходячий скелет. Поначалу он пытался со мной общаться, но, поняв, что я не знаю языка, начал меня учить: брал миску или кувшин и проговаривал название, а я за ним повторял. Я узнал, чем нас кормили, это типа вареного зеленого гороха.

Мне приходилось носить воду в котел из пещеры неподалеку и мыть этот котел, начищая его песком. Иногда мне доставалась лишняя миска этой каши. С водой тут не было проблем, воду разрешали пить без ограничения, всё-таки пустыня и жара, но вот, что я узнал: вода из этой пещеры была холодная и не горькая, не как та, которая стояла в большом кувшине у нас.

А еще старик научил меня собирать личинки с кустов и жарить их на камне или на веточке, и они были такие вкусные, хрустящие, как чипсы. От лагеря можно было отходить не больше, чем на километр, иначе боль, потеря сознания и подзатыльники от охранника. Но мне хватало и этого, я набирал много личинок, откуда они появлялись каждое утро на местных этих кустах, которые были похоже больше на сухих ветках с маленькими листиками, не знаю.

Один раз, когда мы сидели после ужина со стариком и жарили личинки, к нам подошел старший надзиратель. Они начали что-то обсуждать, как я понял, касающееся меня. Потому что старший неоднократно показывал на меня дубинкой и называл мое новое имя Дум-дум. Я заметил, что старик общается с охранником, не боясь его, а тот со стариком – с уважением. Так они разговаривали минут двадцать, и старший, посмотрев на меня и на старика, с чем-то согласился и пошел в лагерь, а старик с улыбкой, трогая свою длинную белую бороду, довольно улыбался. И потом он сказал: «Всё будет хорошо, Дум-дум», а меня удивило, что я его понял.