Окум посмотрел на Амана.

– Хорошо, пусть остается, я надену на него кольцо раба. Сколько протянет, столько протянет. А нет – отдай его пустыне, или пусть будет на побегушках.

– Да, я найду ему работу, лишней пара рук мне не будет.

На этом и порешили

Вечером, когда стемнело, меня вытащили из клетки и за шкирку отвели в большой шатер. Сперва мне что-то говорили, потом показали какие-то кристаллы и в конце всем известным жестом объяснили, что отрежут голову. После этой пантомимы меня посадили на низкий какой-то стул, застегнули на моей шее круглый обруч. И тут я понял, что попал не как попаданец в сказку, а как настоящий попаданище, и что моя сказка суровая, и что я только что стал рабом. В этот момент у меня как все опустилось, и я потерял все: и дух, и силы, хотелось кричать и плакать. Потом меня взяли под руки и вытащили на улицу.

Со мной остался один охранник или надзиратель, в руках у него была дубинка, оббитая кожей. Он показал куда идти, и мы пошли. И с каждым шагом я четче понимал, что выхода нет, но вдруг я резко развернулся, со всей силы дал охраннику в морду и побежал что было силы в пустыню. Или сейчас, или никогда! Я обернулся посмотреть, преследуют меня или нет, и увидел, что охранник спокойно стоит и смотрит в мою сторону. Я прибавил скорости, лучше умру в пустыне свободным, чем буду жить рабом, но в этот миг тело скрутило и, когда я уже думал, что вырвался, резкой болью, по всему телу, и опять наступила темнота.

В этот раз я очнулся в большой пещере, передо мной стояли миска и кувшин. Я встал, поел и вышел на свет. Был уже день. Ко мне подошел охранник и сказал: «дум-дум». И засмеялся. Но я понял, что «дум-дум» – это по-нашему «дурак». Я понял, что это хомут на шее, некуда я уже отсюда не денусь. Он указал мне на какой-то мешок, я взял его в руки, и мы пошли. Скоро я понял, что нахожусь на каменоломне.

Охранник крикнул, к нему подбежал один из работников, они о чем-то поговорили, и мелкий, похожий на крысу с кривой спиной и лысым хвостом, поманил меня пальцем. Промелькнула мысль: «Только бы меня тут не съели». Он шел, что-то объяснял, много жестикулировал, но я ничего не понимал. Скоро я увидел кучу камней, мне указали на мешок, ткнули пальцем, куда надо таскать. Я стал нагребать камни в мешок.

У меня тряслись руки, не было ни сил, ни желания работать, я не понимал, за что мне так «повезло». Я встал на колени и заплакал, но продолжал собирать камни. Когда я всё-таки понес неполный мешок в ту сторону, куда мне сказали, подбежал горбун, стал меня бить и орать, что я дум-дум. Потом он приволок меня к камням и заставил набрать больше половины мешка и нести его. Одно скажу, таскать тяжелые мешки с камнями за спиной то еще удовольствие. Вот так началась моя карьера и новая незавидная жизнь, которая не могла мне присниться даже в самом страшном сне.

Каждый день мы вставали на рассвете до восхода солнца. У нас был даже завтрак: зеленая субстанция и кувшин воды, после чего шли в карьер, который местные называли каму. Работали без обеда и выходных. Где профсоюзы и трудовые инспекции, когда они так нужны? Работали до заката, одно радовало: в пустыне темнеет рано и быстро. Потом ужин с любимой субстанцией, и все шли в пещеру. Пещера не закрывалась и даже не охранялась, на всех были обручи, но не у всех на шеях, у кого-то на лапах, хвостах, и все равно многие были смирными: никаких драк из-за еды, все тихо и спокойно, никто не смотрел на меня как на бифштекс, и ни у кого не текла слюна из пасти.

Вечером все собирались в пещере у горячих камней красного цвета, как у костров, жарили мясо или личинки (откуда они брали мясо, я так и не понял), а личинки собирали с кустов, и они были не маленькие, а такие большие, жирные. Народ сидел, общался, и потом все расходились спать.