Имею ли я право верить, что с нами никогда такого не случится?

Имею ли право думать, что наша любовь бессмертна? Ибо ты живешь в моем сердце, а я в твоем, и этого у нас никто не отнимет.

Что же мы сделали, чтобы так любить? Что же мы сделали, чтобы так страдать?

Несмотря на безотлагательное дело Дюронтена, Камилла не поехала в офис. Она долго бродила по улицам, не выбирая дороги, и наконец вышла к набережной Ситэ, вдоль которой тянулась длинная череда зеленых киосков букинистов. Облокотившись на парапет, она загляделась на Сену. Потом надела свои Ray-Ban, подняла голову и подставила лицо щедрому июньскому солнцу.

Ультиматум Стивена не давал Камилле покоя, вызывая целый рой вопросов. Ее мучила тоска, но еще сильнее было недоумение: почему Стивен так жестко отреагировал на ее слова? Почему говорил с ней так безжалостно?

Камилла упорно не хотела признаваться себе в том, что ведет налаженную, комфортную жизнь, которая вполне ее устраивает. Она гнала от себя мысль о том, что когда-нибудь придется сделать трудный выбор.

Так проходил месяц за месяцем, и вот теперь Стивен нашел в себе мужество сказать беспощадную правду. Он больше не хотел тайной связи.

«Три недели»… эти слова неумолчно звучали в голове Камиллы. Ультиматум Стивена был предельно ясен, и решение оставалось за ней. Да и существует ли такое решение, которое не шло бы вразрез с ее собственными желаниями? Хватит ли у нее отваги броситься в пропасть, чтобы наконец почувствовать себя свободной?

Сейчас Камилла была неспособна ответить на эти вопросы. Ею владело лишь одно чувство – ужас при мысли навсегда потерять Стивена.

Из этого оцепенения ее вывел чей-то голос.

– Ну, здравствуйте, моя красавица, как поживаете?

Перед ней стоял седой сутулый старик; судя по его оживленному лицу, он был не прочь завязать беседу.

– Извините, но… разве мы знакомы?

– Уверен, что знакомы! Я хоть и стар, но глаз у меня острый. Как только я вас тут заприметил, так сразу сказал себе: «Эге, да ведь это та самая дамочка, что и в прошлый раз!»

Камилла в недоумении разглядывала старика, не зная, что ответить.

– Мне очень стыдно, но…

Однако старик настаивал:

– Ну-ну, вспоминайте! Несколько месяцев назад вы тут разыскивали одного из наших.

Его искренность не вызывала никаких сомнений, и Камилла чувствовала себя ужасно неловко, как вдруг ее осенило: она ясно вспомнила тот день, когда высматривала здесь, на этом самом месте, Стивена.

– Господи, ну конечно… вы Симон! Простите, ради бога, я просто задумалась…

И она через силу выдавила из себя улыбку.

– Так вы его нашли тогда, нашего красавца Стивена? Я вам верно указал, где его можно сыскать?

Камилла нерешительно кивнула.

Но Симон не унимался.

– Его магазин «Слова и словесность» – вы его и вправду нашли? И самого Стивена тоже?

– Да-да, благодарю вас, вы мне все верно объяснили. И я его… нашла.

Симон облокотился на парапет рядом с Камиллой. Потом вынул из кармана пачку табака, бережно развернул листочек папиросной бумаги, щедро насыпал туда курево и начал сворачивать на колене «козью ножку».

– Хотите такую? – предложил он Камилле.

– Нет, спасибо! У меня свой персональный наркотик, полегче, – засмеялась она, открывая пачку сигарет light.

– Боже меня упаси от этой отравы, дамочка! Я их курил сорок лет кряду и чуть концы не отдал! Вот теперь смолю такие – они и покрепче и повкуснее, – заявил Симон, с видом покорности судьбе.

Он раскурил свою толстую самокрутку и протянул зажигалку Камилле.

Несколько минут оба молча курили, ритмично втягивая в себя дым: он – ядреный, она – душистый.

Наконец Камилла затушила окурок о камень парапета, и Симон снова заговорил: