Да, как-то забыла сказать: от всей этой кутерьмы (от влюблённости моей, то есть) у меня непонятно как проявились странные, меня саму сильно удивившие, способности видеть сквозь стены и расстояния. В самом буквальном смысле этого слова – я здесь вовсе не употребляю поэтическое преувеличение. Правда – только Вовочку.
Я тосковала по нему двадцать пять часов в сутки, я столько же думала о нём и только о нём. Душою летела туда, где он. И «долеталась» до того, что стала виртуально находить. Словно случайно, ехала куда-нибудь – (а Москва – большая) – где чуяла Вовочку и налетала на него, до слёз его изумляя. Сперва. После он стал меня подозревать в том, что я учредила частную сыскную контору, причём работают на меня и Шерлок Холмс, и Мэгре, и Пинкертон сразу. И даже мисс Марпл.
Пришлось открыться. Он не поверил, пришлось доказывать. Мы не видимся и не созваниваемся. Кстати, у Вовочки часто бывает так, что он и сам не знает, где будет в течение ближайшего часа и, тем более, дня. И вот он срывается и улетает. Я под присмотром одного из его друзей остаюсь дома. И мысленно слежу за биением Вовочкиного сердца. С какой скоростью он ездит, я уже говорила, о напряжённости транспортного потока Москвы и говорить не надо. Я теряю его – минут на десять – на подъездах к Маяковке. Потом обнаруживаю на каком-то возвышении, среди множества народу и лязгу, как в гигантской кузнице. Сам же Вовочка – щёлкает фотоаппаратом. Часа полтора. А потом он едет ко мне.
– Ну что, и где же я был?
Описываю в уверенности: полнейший провал. Ничуть не бывало. В саду «Эрмитаж» снимал рок-концерт.
Вовочка (и вся его команда) был поражён почти до заикания и предпринял ещё несколько подобных экспериментов: и всегда я процентов на девяносто точно описывала обстановку. Тот же гостиничный одесский номер и даже в нём с Вовочкой сидящих, хотя понятия не имела, что он уже успел переместиться в такую даль. Сама при этом я была в Москве и давала интервью по междугороднему телефону.
Ну, кто на его месте не возгордился бы? А Вовочка – тоже человек. Прискорбней – мужчина. Которые, увы, с некоторых пор всем своим поведением требуют, чтобы определение «слабый пол» относили именно к ним (отчего женщины автоматически перемещаются в разряд пола сильного), и относились бережно и трепетно, но поскольку их до сих пор так и «не берегут», они, полагаю, посему не могут упустить ни одного случая ещё раз – даже если и не срочно нужно – самоутвердиться.
К чему я об этом? Потому что я стала видеть его и во внутреннем цвете. Да и нескольких близких тоже. Вовочка – к моей неописуемой радости – оказался бел, как первый снег, который, в случае возникновения у него любых проблем, словно покрывался самыми разноцветными пятнами и полосами в точном соответствии с происходящими событиями. Так что я, не видя и не слыша Вовочку неделю, могла вдруг позвонить и спросить:
– Что случилось, что происходит?
И это в худшем случае. А то и начинала убеждать его, что человек, выглядящий так-то – пакостник и негодяй. И ни разу, увы, не ошиблась.
И вот я вижу воочию Вовочкину жену, которую ни разу не пыталась увидеть своим странным умственным зрением. Я обмерла. Если бы мне выплеснули в лицо ведро с прокисшими помоями, я была бы поражена меньше. Ох, и расцветка была у неё – что лицо, что волосы! Господи, помилуй и спаси! А внутренний цвет: на чёрной основе полосы тёмных – с грязным отливом – цветов. Это – его жена? Этого не может быть, потому что не может быть никогда!
Было, тем не менее. Каким стало мое лицо, не знаю, но если отночевавшая в дни оны у меня дама потащила меня срочно пить кофе… Не прерывать же было мне беготню возле ёлки – сын-то чем виноват, чтобы вдруг уезжать?