Но вот однажды за городской стеной раскинул шатры никем не виданный прежде странный бродячий цирк. Я, хранитель храма, должен был догадаться, что здесь что-то не так! Но недуг беспечности поразил и меня, как и всех нас, живших так долго в неомрачаемой радости! Все «циркачи» были одеты до самых кончиков пальцев. Трико, перчатки и маски скрывали их целиком, – но мне и в голову не пришло, что под масками скрыто нечто ужасное! С ними был огромный дракон, изрыгавший шаровые цветные молнии, и они жонглировали ими, восхищая зевак. О, как я не догадался!

Каждый вечер после работы жители Радоплеса начали собираться к цирку на представление. Иные даже бросали работу посередине дня. В городе только и говорили, что о приручённом драконе и ловких жонглёрах. А храм пустел. Беда наступала. Она разразилась в первый день следующей недели. Как всегда, ранним утром пришёл я в храм – и увидел, что он совершенно пуст! Они забыли, что наступил День благодарности! В гневе я бросился за городскую стену, уговаривал, убеждал, даже кричал, – но меня едва ли и слушали. «Мы придём, как только закончится представление, ничего не случилось страшного», – отвечали мне, не отрывая глаз от летающих в небе сверкавших шаров.

Я решил вернуться и молиться один и почти побежал назад. Однако, когда я проходил мимо темничной башни, странные резкие голоса заставили меня задержаться.  Дверь в башню была открыта, и никто её не охранял. Я вступил под тёмные своды, прислушался. Голоса раздавались из подземелья, из провала замшелой лестницы, оглушая дробящимся эхом древних каменных сводов.

– Скорее, скорее! – скрежетал кто-то внизу, и ужас пронзил меня от звука этого нечеловеческого голоса. – Давайте сюда это вино! Это не то, что лень и беспечность, что вы приносили раньше! Я чувствую запах неблагодарности и предательства! Это вино вернёт мне силы, и я порву наконец мои цепи!

– Пожалуйте, господин, – отвечали визгливые голоса, от которых мороз прошёл у меня по спине, – вот целый кубок самых свежих грехов!

Несколько мгновений спустя внизу раздался грохот падающих оков и по ступеням что-то застучало и зашелестело. Я отшатнулся в нишу под лестницей, и вовремя – мимо меня вихрем смердящего мрака пронёсся Эдакс, а следом за ним промчались два «циркача». Едва владея собственными ногами, я добрался до двери и посмотрел им вслед. Они удалялись по направлению к храму. При этом один из них на ходу скинул маску и капюшон. Я оцепенел: он был невидим! Там, где должна была быть голова, зияла кривая пустота. Да-да, кривая: сквозь этих тварей можно видеть, как сквозь кривое стекло, всё искажается и смещается. Я стоял, прижавшись к холодному камню башни, и смотрел, как по солнечной улице убегает фигура без головы… Это были гизлы, нечисть, ненавистники всех живых! И они освободили Эдакса! Я понял, что зло захватывало город.

«О, Игнис! – взмолился я. – Помоги!» И во мгновение ока Игнис предстал передо мной. Впервые за всю свою жизнь я увидел его! Высокий, с огромными крыльями, он сиял ярче солнца, и я, не в силах смотреть на него, пал на колени.

– Священный огонь угас, – возвестил он со скорбью, – потому что мой храм и город погрузились во тьму. Во тьму неблагодарности. Народ отвернулся от правды, от Благословенного и от меня, и теперь я не властен остаться здесь. Мы, Силы Света, не заставляем – и я не могу помочь твоим людям, потому что они не просят меня об этом. Тебе, просившему, я дарю защиту от гизлов, – моего плеча коснулся его сверкающий меч, и я почувствовал, как силы вернулись ко мне, а ужас прошёл. Игнис горько добавил: – Помни, что покаяние исцеляет всё, и что в мире людей есть вещи, которые могут сделать одни лишь люди – и никто, кроме них. Вот, ты знаешь, хранитель, как вернуть священный огонь в опустевший храм и радость в сердца.