Слава КПСС лежала, прикрытая пуховкой, на расстеленном на моренных камнях спальном мешке, на боку, с закрытыми глазами, пульс был слабоват, в лёгких масса хрипов, странно, ни одышки, ни кашля, ни температуры. «Сердце? – подумалось. – Не знаю, а если пневмония, то какая-то странная». В «айболитке» после Жорика остался только один шприц, одна ампула глюкозы, он пошарил и нашёл одну ампулу мочегонного, которое он влил ей тут же прямо под язык, а когда он вошёл в вену, последняя лопнула и кровь стала растекаться под кожей. У Айболита потемнело в глазах. «Док, что ты делаешь?» – спросила Нинок слабым голосом, не открывая глаз. – «Да вот, пытался в вену попасть». – «Это бесполезно. Когда я рожала, мне никто не смог это сделать в роддоме». – «Что-то с тобой не так, Нинок». Шприцов больше не было, вводить больше нечего, «айболитка» пуста, он посадил её себе на спину и бегом понёс вниз. Некоторое время спустя Нину перехватил Змей Горыныч, затем кто-то ещё, и далее вниз, где она уже открыла глаза…

Удивительно, но в Ошской больнице на снимке ясно была видна именно пневмония, нижнедолевая, справа, и никаких проблем с сердцем выявлено не было.

Нина продолжала находиться в составе команды, но выше пяти тысяч метров над уровнем моря её уже не пускали. И только однажды, спустя три года, когда она уже в который раз умоляюще смотрела на Айболита, его сердце высотника дрогнуло: «Только до Сковороды, Нинок». Она пошла в группе с самаркандскими парнями, и когда Айболит увидел, что она опять плохо идёт, он попросил самаркандцев, чтобы они вели Нину вниз. Они сказали ему: «Хорошо» и, не зная хорошо ни Айболита, ни Нины, дождавшись, когда Айболит пойдёт наверх, сделали по-своему: немножко поднялись ещё и заночевали.

Утром, увидев резкое ухудшение в Нинкином состоянии, они начали срочный спуск… Нинок опять попала в ту же больницу, и опять с пневмонией, нижнедолевой справа.

В команде процветала махровая дедовщина, и это были редкие часы и дни, когда им, «старикам» – Ашоту, Лябе, Арлекину и Айболиту случалось посидеть после отбоя вчетвером, и они очень ценили это время. Айболит опять не дошёл до вершины совсем немного, а повернул назад, уводя Ушаню вниз, к жизни. Только одно из всех предпринятых восхождений на этот пик, 7134, было завершено Айболитом лет семь назад. Нынешняя молодая команда уже за три-четыре года взошла на семитысячники много раз, а у него всего три завершённых восхождения на эти высоты за много лет.

Прямо здесь и сейчас он всё это и выложил. Они сидели при свете свечей на деревянных ящиках на кухне, время от времени пропускали по стопарю «высотного коньяка» – смеси настойки элеутерококка с винным спиртом, спёртым с завода шампанских вин, и закусывали свежезажаренной бараньей печенью. Выпив и крякнув, Ашот спросил: «Ты, наверное, не забыл, что эта команда, хотя и молодая, уже имеет опыт зимних высотных восхождений и отвечает всем стандартам лучших команд страны. К тому же они легко избавляются от тех, с кем ходить не хотят, и авторитетов не признают. Их также не заставишь делать то, чего они делать не желают. А тебя они по своей воле и без принуждения приглашают на все восхождения и зовут по имени и отчеству, единственного, кроме меня самого. А на мой взгляд, это даже лучше, чем “Снежный Барс” или мастер. Так что не вы…бывайтесь, Доктор, а продолжайте мыть свои клистиры, у Вас это отлично получается». И под общий хохот Ашот наполнил четыре стопки в очередной раз.

Айболит и Нина встретились на пологом гребне Большого Чимгана на альпиниаде весной. Нинок хорошо выглядела. «Док, сколько раз ты можешь меня спасать?» Она приветливо улыбнулась. Он вспомнил то время, когда они оба были начинающими альпинистами и как на подходе Нинок мягко опустилась в обморок, и как он оказывал ей помощь. «Что-то с тобой не так, Нинок». – «Ну что? Бросать горы?» Он огляделся вокруг.