Айболит, приступивший к осмотру Жорки, лежащего на расстеленной палатке, увидел на голове две продольные раны, ничего серьёзного не представлявшие, кровоизлияния в белки глаз и, с большой долей вероятности, по всей черепной коробке, тоже не нашёл это фатальным. А вот это уже серьёзно: левая часть грудной клетки не дышит, под кожей видны три явно сломанных ребра и над ними «барабан» при постукивании. Оценив состояние и уже зная, что надо делать, Айболит ощутил тоску и снова, как это случалось не раз, почувствовал тяжесть упавшего на его плечи земного шара. Счёт шёл на минуты, тут ещё подскочивший русскоязычный американец, врач, настоятельно советовал ничего не делать, мол, пусть так останется, а то скажут, что зарезал, и пошлют в Сибирь, и многие были с ним солидарны. Но Айболит не впервые это всё делал в своём госпитале и, зная, что Жорку спасёт одно лишь это, если только успеет спасти (и в конце концов, пусть с ним здесь сделают всё что угодно, потом вскрытие его оправдает, а шансы на хороший исход были мизерны и с каждой минутой всё уменьшались, но использовать их было необходимо, а если нет, то как с этим потом жить), послав всех вокруг и около далеко-далеко, он потребовал дать ему нож и приступил. Нож был тупой, он только успел прорезать всё до плевральной полости (оттуда, как и ожидалось, попёрли под давлением воздух и кровь), начал всовывать дренаж, тут этот американец, потомок баронов Ланге, проснулся, то ли совесть заговорила, то ли решил прославиться, но схватил свой острый скальпель, и они вместе завершили всё остальное.

Вниз несли Жорку медленно, с передышками, чтоб не помер при тряске. Он жаловался на нехватку воздуха, но пульс был, хоть и частый, но достаточно наполненный, дренаж работал, сознание у него было ясным, и отжатый тяжёлым стрессом Айболит популярно Жорке объяснил, что иначе тот и не может себя чувствовать на такой высоте и только с одним работающим лёгким и что никто не тащил его на эту гору, а пошёл он сам, и никто не толкал его в эту трещину, сам влез по дурости, а у Арлекина вся башка из-за него в крови, а у всей команды сейчас тоже жизнь далеко не малина, и можно представить, что творится сейчас в базовом лагере, и вообще терпеть надо и поблагодарить бога за то, что остался жив. Отповедь подействовала, Жорка перестал жаловаться, а после спуска метров на сто задышал ровнее.

Весь остаток ночи вместе с подошедшим и предложившим свои услуги врачом одной из московских команд – он потом безуспешно пытался найти этого очень грамотного и тактичного доктора – Айболит занимался Жоркой, и когда утром прилетел вертолёт, он позволил себе расслабиться.

Тем ранним и прозрачным утром, каким оно часто бывает на Памире, Айболит с Арлекином, а вместе с ними вся команда, донельзя уставшие, стоя на морене, с облегчением глядели вслед улетающему вертолёту, уносящему вниз, насколько было возможно в тех условиях, оперированного и обработанного Жорку, как кто-то сказал, что Нине очень плохо. С трудом восприняв сообщение своими усталыми мозгами, Айболит переспросил ещё раз и, отказываясь этому верить, пошёл взглянуть…

Ниночка-Нинок. Про себя Айболит называл её Слава КПСС. Статная, всё при ней и ничего лишнего в её спортивной фигуре, как будто только сейчас сошедшая с плаката, партийная, КМС по альпинизму, передовая работница, краса и гордость текстильного комбината, примерная супруга в образцово-показательной семье, любящая мать, сероглазая блондинка с большими очками, со своей социалистической улыбкой, и просто красавица, она на всех комбинатовских, а позже и на собраниях федерации, сидела у края стола президиума, будучи постоянным и старательным секретарём, и когда начиналось очередное собрание, она шла по проходу к президиуму в строгом приталенном платье, в туфлях на высоком каблуке, и все мужики глазели на её красивые и рельефные икры…