–Нетушки,– решительно возразила Лена. –Недоставало мне за тобой ухаживать еще и в отпуске. Поеду с детьми к бабушке.

–Ну как знаешь,– спокойно согласился Сидоренков, вставая из–за стола.– Сделай на вечер вареничков, а?

Лена молча кивнула головой.

Одевшись в свой обычный штатский френч, который стал его одеждой на все случаи жизни, Петр Васильевич вышел на улицу. Ожидание замечательного утра его не обмануло. Дышалось легко и свободно. Везде хозяйственно сновали воробьи, чирикая между собой на вечные темы; ласточки то стремительно пикировали вниз, то с такой же быстротой стремились к небу, наполняя воздух движением. Тенькали беззаботно синицы. Как лакированная, блестела молодая листва деревьев, зеленели лужайки с желтыми глазами одуванчиков то там, то сям. Воздух почти не осязался– отчетливо просматривались самые далекие перспективы, слышался любой шорох, звонко отдавался малейший звук, доносились далекие людские голоса, гудки машин, звонки трамваев. Хотелось жить и действовать, как все в природе.

Сидоренкова эта утренняя благодать располагала к философским размышлениям. Неторопливо и с видимым удовольствием шагая по немноголюдным еще улицам, Петр Васильевич думал о том, как все–таки капризны и непостоянны в своих желаниях люди. Выживают в самых тягчайших условиях, и в то же время, когда есть все, что нужно для обеспеченной жизни, начинают кочевряжиться и искать приключений на задницу. Взять хотя бы этого сегодняшнего подследственного. Ну что тебе, мышь ты эдакая, не хватает?! Один из самых известных драматургов страны, да и не только страны. Сейчас в Европе очень модно писать о возрождении национального самосознания, о рабочем движении. Пьесы этого Кулиша ставят в Париже, Берлине, Лондоне, Праге, Варшаве. Самые высокие гонорары, отовсюду течет валюта, разговоры в среде научной и творческой интеллигенции, почет и уважение. Живет в современном доме со всеми удобствами, по соседству с такими же известными писателями и поэтами. Пожалуйста, живи, спорь, советуйся, твори. Нет же, неймется, лезет в политику, на рожон, мнит себя эдаким национальным мессией, который должен освободить народ от какого–то национального гнета. Да какой ты мессия, букашка ты тлетворная?! Да прихлопнут тебя, как муху, как ничтожного комара – и дело с концом. Что ты трепыхаешься, что ты суетишься, что ты людям спать не даешь? Сиди, пиши, и пользуйся всеми благами жизни, которые на тебя, червяка, посыпались, как из рога изобилия. Ты уже сейчас живешь при коммунизме. Нет, таким, как он, не сидится, им надо надувать щеки, раздувать тлеющие угли, чтобы посеять пожар, в котором они же первыми и погибнут. Чем они руководствуются? Что их, как ночных бабочек, гонит на этот погибельный свет? – Сидоренков невольно пожимает плечами и делает недовольную гримасу. Петр Васильевич сам окончил університет – высочайшее по нынешним временам образование – но никак не может понять логику поведения таких людей.

Страна наконец-то пережила трудности революции, гражданской войны, голодовок. Строятся заводы, фабрики, гидроэлектростанции, ликвидирована безработица, ликвидируется вечная всеобщая неграмотность, укрепляются колхозы, несмотря на жесточайшее сопротивление кулачества – жить стало лучше, жить стало веселее, как говорит товарищ Сталин. А врагам все мало. А ведь не двужильные, не железные, и их заставят умолкнуть девять граммов свинца. Посмотрим, какие вы железные.

Приближаясь к месту службы, Сидоренков постепенно ожесточался. Это было необходимое условие его работы. Без ожесточения никак нельзя. Это как в боксерском поединке. Если удар слабый, он только скользит по перчаткам, а нужен мощный, акцентированный удар, чтобы свалить противника наземь, а в случае со следователем – чтобы выпотрошить врага, выжать из него нужные сведения, вытащить изо рта признание – царицу доказательств, как рекомендует товарищ Вышинский, который является высшим научным авторитетом в следственных органах.