(Дом в центре за знаком)
Когда мы остановились у нужного нам дома, я вышел из кабины. И как только я спрыгнул на землю с подножки грузовика, развернулся в сторону дома и двинулся к калитке, уже почувствовал, что это со мной уже было. И то, как подходил к калитке, и то, как ОТКРЫВАЛ её, и то, как СДЕЛАЛ несколько шагов до тесовой двери веранды, ОТКРЫЛ её и вошёл, – всё это оказалось очень хорошо и давно мне знакомым. Мгновения уже виденного оказались какими-то продолжительными. И веранда изнутри оказалась хорошо и давно мне знакомой, и дверь слева, в саму избу, тоже. И в самом доме всё для меня оказалось поразительно знакомым: и широкие половые доски, выгнутые дугой, и неровные стены дома, и то, как они были побелены извёсткой, и как местами замазаны глиной. И «русская» печка, под тяжестью которой выгнулись полы, поразительно была мне знакомой. Увиденное мной мне не так уж сильно и понравилось, но я почувствовал согласие купить этот дом, и удивился этому чувству.
Дом изнутри был РАЗДЕЛЁН на ДВЕ части перегородкой, и я увидел, только одну его часть изнутри. Чтобы посмотреть ВТОРУЮ часть, мне нужно было выйти наружу, СДЕЛАТЬ несколько шагов до ещё одного входа в дом, через другую веранду. Когда зашёл во ВТОРУЮ часть дома, уже перестал замечать что-то давно мне знакомое.
– Сколько просите за дом? – спросил я у хозяина, когда мы вернулись к нему.
– Мне одиннадцать предлагали, – ответил он так, как-будто это кто-то другой ему столько предлагал, а не ему самому хотелось столько получить.
– Хорошо. Я дам вам одиннадцать, – эти слова словно сами собой сорвались у меня с языка. Я даже засомневался в том, что у нас соберётся столько денег.
Хозяин дома сказал мне о том, что нам нужно встретиться через десять дней, чтобы он за это время переоформил дом своего отца на своё имя.
После этого мы поехали туда, откуда выехали, к дому, где жил сидевший в грузовике за рулём сын дяди одноклассника. Когда мы зашли к нему домой и сообщили о том, что какой дом я собрался покупать, то его мамаша и папаша с каким-то поразительным ЕДИНОДУШИЕМ стали говорить мне, что этот дом плохой и что место там плохое. Его мамаша сказала мне, что этот дом ещё весной продавался за четыре с половиной тысячи, и никто не стал его покупать. Она посчитала нужным добавить ещё то, что если я его куплю, то уже не смогу продать.
Его папаша стал говорить, что такой дом за такие деньги покупать – это всё равно, что на ветер деньги взять и выбросить, что лучше где-нибудь купить сруб, привезти его и собрать на новом месте. Он сказал, что мне на следующий год нужно приехать, чтобы купить дом получше. Их сынок до всего этого держался так, словно он оказался причастным к чему-то значимому и значительному, а тут он как-то сразу переменился и стал ВТОРИТЬ своей мамаше и своему папаше. И он стал советовать мне покупать брёвна и напилить брус, а потом сложить из него новый дом. Его мамаша сказала, что так лучше будет СДЕЛАТЬ, чем «гнилушки» покупать. Чем больше они говорили, тем сильнее я стал чувствовать, что они что-то не то говорят. Они говорили так, словно всё по раз и навсегда заведённому порядку продолжится и на следующий год, и НИЧЕГО не изменится. А мне было совершенно ясно, что если я дом не куплю и уеду, мне уже ни к чему будет приезжать. У меня было время на то, чтобы УСПЕТЬ купить дом. У меня не было времени искать где-то какой-то сруб, покупать и перевозить его. А куда я бы стал перевозить разобранный сруб? На какое место? На какой-то участок земли, который мне могли ВЫДЕЛИТЬ? А оформление участка земли ни времени, ни сил не отнимает? А кто будет складывать брёвна в сруб? Это кого-то нужно нанимать и платить за работу.