Во флоте же гвардейцев не было, а были морские витязи или просто морвиты, только вкусившие «прелести» службы в корабельных абордажных партиях. До развертывания и создания полноценного корабельного десанта дело пока не дошло, казна итак трещит по швам. Дыры пока еще удается заткнуть благодаря изворотливости прибыльщиков и свободных охотников на Урале и Яике, нашедших за последний год два месторождения россыпного золота. Правда мало кто знает, что командирам поисковых отрядов инструкции давал один из ближников царя.

Но проблемы государства затрагивают довольно маленькую группу лиц, в большей части напрямую заинтересованных в процветании страны: кто-то кормится от поставок в армию оружия и продовольствия, кто-то жаждет нагреть руки, и лишь малая толика людей радеет о пользе Отечеству…

Близился полдень, люди снуют по своим делам из одного конца города в другой, некоторые за день успевают объехать всю столицу не единожды: профессии у всех разные, так что ничего особенного в этом нет. Однако на фоне всеобщей сутолоки в Первопрестольной были места, где жизнь текла размеренно и умеренно: тут не бегают приказчики, служки не зазывают посетителей, не кричат разносчики снеди – в центре города давно установился подобный порядок вещей. Поселившиеся здесь купцы и дворяне не терпят сутолоки окружающего мира, предпочитая решать дела в уюте и спокойствии.

Рядом с Торговыми рядами отдельно от всех, будто огороженный невидимым занавесом, застыл деревянный трехэтажный дворец с медным флигелем – орлом на высоком шпиле. Во дворе за высоким забором растут дубы и березы, а под окнами раскинулась пара кедров. Несомненно – хоромы принадлежат богатому, знатному человеку.

В этом доме не принято суетливо бегать, сталкиваться в полумраке коридоров, как не принято обсуждать приказы хозяина или, не дай бог, не выполнить их. Легкий полумрак, прохлада в весеннюю пору – нормальное явление, лишь в отдельных комнатах натоплено так, что дышать тяжело.

Запах ароматных благовоний, раскуренных возле хозяйских покоев, освежает разум, позволяет мыслить яснее, ярче. Старый монах проносит медную дымящую курильницу по верхам каждое утро. Сегодня, как и вчера, привычного аромата не было – тело монаха, не выдержав бренной жизни, увяло, выпустив бессмертную душу в обитель счастья. Наверное, можно было бы особо не задаваться вопросом смерти старого человека, но князь, спасший его в давние времена, был обязан узнать причину кончины слуги, слишком необычно он умер: глаза покраснели, на пальцах появились странные въевшиеся разводы. От старости так не умирают.

Второй день, нарушая неуставные правила дома, в коридорах снуют безликие люди. Они приходят к хозяину, шепчут несколько слов и уходят. Мало кто из них задерживается перед очами князя больше чем на минуту-другую. Чуть поодаль от двери в кабинет, на обитом кожей стуле кемарил первый помощник хозяина – Еремей.

В кабинете за столом из мореного дуба спокойно восседает кряжистый человек, черные с проседью волосы спадают с плеч, аккуратная борода едва касается груди. На столе рядом с пустующим подсвечником лежит серый парик – дань недолгой традиции Петра Великого, все европейские излишества: кружева, бантики, жабо, парики и многое другое пришли в негодность. Нет, царь не запретил их, он о них забыл, частично вернувшись к старине, любимой большинством народа, и частично оставив намечающиеся реформаторские идеи своего отца. Разница лишь в том, что дремучесть и невежество народа Алексей Второй преодолевает не силой, как батюшка.

Возле обитого алым бархатом кресла в вырезанной из красного дерева подставке приютился небольшой деревянный жезл царского советника. Солнечный свет играет на серебряных пуговицах советника, на голове князя вместо высокой шапки из пушного зверя аккуратная кепи с двусторонним козырьком.