Медсестра ушла. Ожидая Спольникова, я подняла лицо и окинула взглядом стол Антона: бумаги на столе были сложены в ровные стопки; маленькие мензурки, градусники, куски белоснежной ваты и склянки с кровью стояли чуть поодаль в некоей хаотичности. Я была уверена, что после того, как уйду, Спольников, как настоящий педант, с особой аккуратностью расставит все свои вещи по местам.

Некоторое время я молчала, глядя в одну точку на сером потёртом линолеуме, застилающем пол. Скрипнула дверца деревянного шкафа, выкрашенного в белый цвет, зашуршал картон. Спольников взял что‑то с полки и почти сразу поставил обратно. Я смотрела вниз и едва ли видела всё это, однако была так напряжена и сосредоточена на угнетающем меня напряжении, что любая деталь, мной подмеченная сейчас и ранее, позволяла мне живо представлять всё происходящее.

Послышались шаги.

Антон подошёл к кушетке, на которой я сидела без всякого движения, и разложил склянки на маленьком круглом столике: бинты, йод, пластырь, вата, стакан воды, обезболивающее и ещё что‑то. Кажется, перекись водорода.

Приняв обезболивающее, горькое до дрожи, я поморщилась. Наклонившись ко мне, Спольников осторожно начал обрабатывать раны на моем лице. Хотелось ударить его как следует, но толку‑то с этого будет чуть, разве что услада для души.

Десять минут пролетели как одна. Обработав царапины и ссадины на моем лице, Спольников улыбнулся мне – с некоторым сочувствием даже.

– Ну, ничего, ничего. С Денисом мы разберёмся. Можешь не переживать, Маша – он к тебе больше не подойдёт.

Я тихо фыркнула, и в этот момент как раз кто‑то постучал в дверь.

– Одну минутку, – громко обратился Спольников к тому, кто пришел, затем посмотрел на меня. – Маш, скажи Давыдову, пусть поможет тебе обработать оставшиеся раны. Особенно на руках. Так всё это оставлять нельзя. У нас же процедуры вечером, а тут нагрузка такая.

– Хорошо, – прошептала я, ненавидя всё происходящее.

В эту минуту в кабинет Антона бесцеремонно ворвалась Арина. Девушка была вне себя от гнева. Сверкая глазами, она смотрела то на меня, то на Антона.

– Давыдов освободился, – заявила она. – Я ему всё сообщила, он уже идёт сюда.

– Отлично, – сказал Антон, убирая склянки в маленькую коробочку и снова направляясь к шкафу у двери. – Думаю, что на этом всё.

Вскочив с дивана, я пронеслась мимо Арины и выбежала в коридор. Павел уже шёл мне навстречу. Павел Давыдов был одним из врачей Адвеги, коллега Спольникова. Он был вполне ничего, но как и остальные, естественно, знал про то, что здесь происходит – благо, что занимался только лечением, и в этом всём безобразии не участвовал.

– Маша! – спешно снимая маску с лица, Павел подошёл ко мне, оглядывая. Он, как и Спольников, был одет в белый халат. – Ну как ты? Сильно тебе досталось.

Павел был высоким темноволосым мужчиной. Кучерявым, с чёрными глазами и смуглой кожей. Иногда мне казалось, что он очень сочувствует мне и всем нашим и даже хочет помочь, но… увы. Либо казалось, либо с его стороны что‑либо сделать было просто невозможно.

Медленно качая головой, он разглядывал мои ссадины и раны на лице. Возмущению его не было предела.

– Новая отделка, – «похвасталась» я.

– Антон разберется с этим, не сомневаюсь. Идём со мной, обработаю тебе раны.

Я кивнула и еле‑еле поплелась за Павлом, тот, как и Рожков, придержал меня, стараясь помочь.

«Вот уж денёк», – подумалось мне.

***

Я прищурилась, приглядываясь к красному проводку – ну и где затерялся его конец, не пойму? Тяжело вздохнув, я подняла голову и повела плечами. Скоро обед – я уже так устала, что сил нет.