– И что? – спросил его Алекс, глядя ему в щенячьи глаза.

– Что? – делано переспросил он.

– Какие у тебя бонусы за то, что ты Виктору на меня наговорил?

Дэн резко покраснел и замялся, не давая ответа, а только еле заметно шевеля тонкими губами, и тогда Алекс выскочил в уборную. Там умыл лицо холодной водой, отдышался и… пошёл на своё рабочее место, не желая видеть Дэна, Виктора и ненавидя самого себя.

В таком гнусном настроении он вполсилы проработал неделю, и, когда в очередной раз он пришёл домой не в духе, вернувшаяся Эм встретила его дома. Она была чем-то подавлена, впрочем, он не сразу обратил на это внимание, так как она сказала ему слегка подсевшим голосом, как только он показался в дверях:

– На тебе лица нет.

Он шумно вздохнул и, стоя в прихожей, выпалил всё, что держал в себе всю неделю – всё, что думает о Викторе, его скучной занудной жизни, о невнятном термине «имидж компании», о Дэне и о том, что ему непременно нужно свернуть его садоводческие журналы в трубочку и засунуть себе поглубже… И о том, что гори они все синим пламенем.

– Налей мне чего-нибудь покрепче, Эм! – Алекс швырнул куртку на вешалку и пошёл на кухню, где Эм без лишних слов наполняла два вискарных стакана. Она задумчиво сделала большой глоток виски, а он продолжал, расхаживая по кухне взад и вперёд:

– Мне надоело прикидываться морской губкой. Пусть я не буду зарабатывать столько, но чёрт возьми! Буду тратить на себя меньше. Я люблю веселить людей, Эм! Я люблю видеть, как они танцуют, как улыбаются, отдыхают, выпадают из будней. Я, в конце концов, имею право отдыхать сам! Я не хочу работать в офисе, я хочу топтать виноград! Я что, из-за этого гнидыша буду теперь простой офисной крысой? Батрачить, а потом идти домой в страхе как бы кто не подумал, что я (о боже!) что-нибудь выпил или сходил куда-то повеселиться? Чёрт, да у них просто жизни нет, вот они… завидуют? Эм, так они завидуют что-ли?

– Угу, – Эм кивнула. Она слушала, не перебивая, но как-то отстранённо. А Алексу, в конце концов, необходимо было высказаться после недели косых взглядов и тотального контроля на работе.

– Пошли они к чёрту! – сказал он, наконец, и залпом выпил виски.

– Пошли они к чёрту, – подхватила Эм, подняв стакан и осушив его.

– Вот уж хрен им всем. Завтра приду и положу заявление на стол. А в нём напишу: «Прошу уволить меня по собственному непреодолимому желанию жить полной жизнью». Ну устроюсь на что-нибудь попроще. Главное, понемногу помогать родителям, но уж… сам буду жить поскромнее. Игорь как-то справляется, верно ведь?

– Угу.

На секунду они задумались, смотря перед собой с пустыми стаканами в руках, а затем Эм понимающе спросила:

– Ещё налить?

– Чертовски верно мыслишь.

Она наполнила бокалы и поставила их на стол. Алекс обнял её, вдохнув запах её можжевеловых духов, а затем посмотрел в её серые глаза. Что-то было не так – она глядела насквозь него, будто желая, но не решаясь сказать. Крайне несвойственная Эм нерешительность, которая по-настоящему пугала.

– Что-то случилось? – Несколько секунд он непонимающе смотрел на неё, чувствуя, как его бойкое настроение проваливается в пропасть.

Эм взяла со стола листок, который он сразу не заметил, болтая о своём, и протянула ему. Алекс взял бумагу, на которой было большое количество текста, каких-то граф, печать и чья-то подпись, и стал читать. Дыхание его замерло, руки задрожали, а в глазах потемнело.

– Почему они не сказали мне раньше? – задал он вопрос в пустоту и без сил сел на кухонный диван, всё еще сжимая в руке злополучный листок, на котором был написан новый неутешительный диагноз Ника – его брата, а также расписано рекомендуемое лечение.