Упав на спину, воевода мгновенным перекатом вскочил, было на ноги, но получил ногой в живот. А Марьяна отскочив назад, встала в какую-то невообразимую позу, подняв согнутую в колене ногу и, немыслимым образом, раскинув над головой руки.

Не ожидавший от своей ученицы ничего подобного воевода, так и сидел в пыли с раскрытым от удивления ртом. Все кто наблюдал за этим потешным поединком, грянули хохотом, распугав всех кур и гусей по округе.

Воевода поднялся, потирая ушибленный зад, и расплылся широченной улыбкой. Давненько никому не удавалось его повалять в пыли, да ещё кому – пестышу! Не важно, что не сам Ратибор научил княжну этим ухваткам, а вот что многоопытный ветеран так попался и проглядел удар, будто необученный ещё отрок, это вызывало восхищение. Ратибор с гордостью смотрел, тогда на Марьяну, а та смущённо опустила глаза, мол, прости дядька Ратибор, не зашибла ли?

Правда, с тех пор княжне так и не удалось больше применить свои хитрые ухватки. Ратибор не был бы воеводой, если позволил бы себе снова такую оплошность. Теперь он знал, что от Марьяны можно ждать не только того, чему сам же её и обучал.

Да и воины дружины заинтересовались новыми приёмами. Пришлось Марьяне показывать им всё, что она запомнила из того, чему научил её тот арамейский купец. Ну а дружинные быстро смекнули, что из нового мастерства можно и должно применять в бою, да ещё и сами развили и придумали многое, благо опыта и воинской смекалки было не занимать. Так и родилось новое и весьма полезное умение воинское, которое стали широко использовать в бою, даже будучи раненым или безоружным против более сильного врага.

Тот арамейский купец называл сие мастерство заумно: «самооборона без оружия против вооружённого противника, нужная с целью выживания самому и победы над своими врагами», но кому охота произносить такие длинноты? Так и родилось у этих ухваток своё название.

По примеру купцов, которые предпочитают в своих записях сокращать слова до первых буквиц, или вообще до хитрых закорючек, то ли чтоб места много экономить на восковых дощечках, то ли просто из-за стремления к тайности своих подсчётов, стали называть это мастерство просто и не затейливо – «собор».

– Олька!– Марьяна ворвалась в горницу и бросилась на шею варягу. – Ты что так долго там гостил? Я уж извелась вся. Привет, тяту.

– Ну ладно, – Ярослав хлопнул по подлокотникам кресла и встал. – Не буду вам мешать. Вижу, хотите побыть наедине. А я пока пойду, распоряжусь на счёт твоих воинов, Ольгерд.

Ярослав потрепал дочь по непослушной чёлке и вышел, слегка пригнувшись, в дверь.

– Каких воинов? – Марьяна подняла глаза на любимого.

Ольгерд был статным молодцем. Но, будучи почти на голову выше Марьяны, всё же был немного худощав. Тем не менее, витязь был крепок и силён. Старше Марьяны всего на два года, он уже считался вполне зрелым и опытным воином. Не раз бывал с малой дружиной в приграничье, когда туда наведывались в набег прислужники Мрака, и имел уже достаточно стычек кровавых за плечами.

У юноши были густые, цвета спелой соломы волосы и серые, как у Ярослава, глаза. На волевом подбородке уже вовсю росла, хоть и редкая, борода да усы. Его можно было бы назвать красавцем, если бы не многочисленные мелкие оспинки на его лице. Это были следы того мора, что унёс много жизней в городе. Ольгерду тогда повезло, он выжил, но вот следы на лице остались.

Правда, Марьяне не было дела до внешности своего милого. Не за это она его любила. Более нежного и преданного друга у неё не было. Нет, конечно, Тишок с Мизгирём тоже её друзья, но они как младшие братья. А Ольгерд…. За ним она как за крепкой стеной, ничего не боится. С ним хорошо. Ну, ещё отца она тоже любит так же сильно, да дядьку Ратибора, но то – отец и родич. И теперь её любимый обнимал её за плечи и нежно смотрел в глаза.