Но Максим остановил их, сурово сдвинув брови:
– Что с моим сыном?
– Грипп или вирусная инфекция, но участковый педиатр после праздника поточнее скажет. До свидания, папаша, и кстати, пока не поздно, в аптеку сходите, – врач махом сбил его воинственный настрой.
– Что случилось? – обвиняющее спросил Максим, когда медики покинули квартиру. – На улице нагулялись?
– Мы сегодня на прогулку даже не выходили: день короткий, – оправдывалась расстроенная Наташа. – Он с утра сегодня квёлый и ел плохо.
– Вы что, хотите сказать, я больного ребёнка в сад привёл?
– Максим Александрович, вы не могли бы говорить потише: Никита спит, и лучше его не будить сейчас.
– То есть как это – не будить? – грозно шипя и глядя на спящего сына, вопрошал он.
– Так и не будить: у ребёнка температура под сорок, а до родителей, понимаете ли, не дозвониться. – Наташа решила выместить на нём свой испуг за Никиту.
– Вы не имели права уводить ребёнка из датского сада.
– Откуда все ушли, и я даже температуру не могла ему измерить, – так же сердито шипела в ответ девушка.
– А что же мне теперь делать? – растерялся Максим. Одного сына он здесь не оставит, а самому находиться в одном помещении с этой вздорной женщиной не улыбалось.
Но ей, видимо, тоже, потому что девушка предложила завернуть ребёнка в одеяло и в нём донести до машины.
Максим кивнул, соглашаясь, но когда он стал осторожно кутать сына, Никита, не открывая глаз, заплакал и позвал маму.
– Я здесь, здесь… – Наташа, нахмурив брови, посмотрела на мужчину, приказывая ему молчать. Она погладила влажную от пота голову ребёнка, убрала волосы со лба – температура немного спала. А Никитка схватил её ладонь и положил под щёку.
– Оставьте его здесь, – одними губами проговорила Наташа.
Максим потёр щёки и подбородок, раздумывая, как лучше поступить. Он вышел из комнаты, оглядывая стены коридора, как будто они могли подсказать ему выход. Вскоре за ним вышла хозяйка:
– У меня, конечно, нет своих детей, но, поверьте, я не первый год работаю в садике – всё-таки смогу справиться.
– Дайте рецепты – я схожу в аптеку.
Выйдя из дверей в мартовские сумерки, Макс ударил кулаком по кирпичной стене, вымещая на ладонь боль из горла, которая не давала дышать. Сколько ещё ребёнок будет вспоминать мать, похожую на кукушку?.. Как бы ни злился он на жену, но сейчас бы многое отдал, чтобы она была жива, а Никите стало легче.
Максим вернулся, нагруженный пакетами – вдруг сын захочет поесть или попить. Рассчитывать, что в этом доме есть хорошая еда, не приходилось.
– Дверь почему не закрываете? – опять начал он с упрёка.
– Я думала, вы быстро вернётесь, да и красть у меня нечего.
– Я, пожалуй, останусь. Вот, положите в холодильник, а воду оставьте: вдруг Никита пить захочет.
– Я компот открою – он полезнее будет, – по-своему ответила Наташа и убрала продукты в холодильник. – Может, кофе сварить?
– Сварите, а то я засну стоя, – смягчив тон, согласился Макс.
Он съест пару бутербродов, которые приготовит Наташа, запьёт их кофе и по привычке поставит бокал в раковину. Девушка не стала смущать его своим присутствием и ушла к Никите, а он неожиданно почувствовал неловкость оттого, что злость прошла, да и как теперь вести себя с воспитательницей сына, тоже пока не знал. Мужчина стоял в дверном проёме и смотрел, как она безотрывно глядит на Никиту. Хочет заботливой показаться, но его на этот фокус не купишь.
– Где мне сесть? – прошептал он.
Наташа обернулась и показала на кресло. Оно было неудобным, с низким изголовьем – так ему показалось сначала, – но тишина в квартире, спокойное посапывание сына и до предела загруженный день так или иначе усыпили.