– Трижды «ура» королеве и британской армии!

А потом мы замахали флагом и заорали. Освальд стоял на стене, чтобы его лучше было слышно, а Денни махал флагом, потому что он гость, и мы из вежливости позволили ему насладиться происходящим на всю катушку.

Солдаты не кричали «ура», только улыбались и слали воздушные поцелуи.

На следующий день мы постарались нарядиться в солдат. У Эйч-Оу и Ноэля были оловянные мечи, и мы попросили у дяди Альберта разрешения взять кое-что из настоящего оружия, висящего на стене в столовой. Он разрешил при условии, что после мы все вернем на место.

Мы хорошенько вымыли оружие мылом Брука и начистили с помощью кирпичной крошки, уксуса, полироли для ножей (изобретенной великим и бессмертным герцогом Веллингтоном в свободное от побед над Наполеоном время. Трижды ура нашему Железному Герцогу!), наждачной бумаги, замши для полировки и отбеливающего порошка.

Теперь Освальд носил кавалерийскую саблю в ножнах, Элис и Мышка заткнули за пояс пистолеты – старые, большие, с кремневыми замками, из которых торчали кусочки красной фланели. У Денни была морская абордажная сабля с очень красивым клинком, такая древняя, что ею могли орудовать еще в Трафальгарской битве. Надеюсь, сабля и вправду побывала в этом бою. Другим достались французские штыки времен франко-германской войны: они очень ярко блестят, когда их отполируешь, но их ножны трудно привести в порядок. На каждом штыке было выгравировано имя бывшего владельца. Интересно, где сейчас эти воины? Возможно, кто-то из них погиб на войне. Бедняги! Но это случилось очень давно.

Хотел бы я быть солдатом. Это круче, чем ходить в самую лучшую школу, а после поступить в Оксфорд, в Баллиол[9]. Освальд хотел поехать в Южную Африку и стать полковым горнистом, да отец не позволил. Сказать по правде, Освальд еще не умеет трубить в горн, зато может сыграть на дешевом свистке команды для пехоты: «наступление», «атаку» и «привал». Элис научила его мелодиям, сыграв их на пианино по нотам из красной книжечки, которая принадлежала двоюродному брату отца, служившему в Пятом Боевом. Освальд не умеет играть «отступление», он презирает этот сигнал. Но, наверное, горнист должен играть, что велено, как бы это ни удручало гордого мальчика.

На следующий день, тщательно вооружившись, мы надели все красное, белое и синее, что только смогли найти (ночные рубашки отлично подошли для белого, и вы не представляете, как здорово могут смотреться красные носки и синие свитера) и принялись поджидать солдат на кладбищенской стене.

Когда подошел авангард (или как там его называют в артиллерии, потому что слово «авангард» годится только для пехоты), мы встали наизготовку, и, как только с нами поравнялся первый солдат первой батареи, Освальд сыграл на своем дешевом свистке «наступление» и «атаку» и крикнул:

– Трижды «ура» королеве и британской армии!

На этот раз с батареей ехали пушки, и все солдаты тоже закричали: «Ура!». Это было великолепно, просто дрожь по всему телу. Девочки после сказали, что им захотелось плакать, но ни один мальчик не признался бы в таком, будь это хоть трижды правда. Плачут только младенцы. Но все получилось великолепно, и Освальд никогда еще так себя не чувствовал.

Вдруг ехавший впереди офицер приказал:

– Батарея, стой! – И все солдаты остановили коней, и большие пушки тоже остановились.

Потом офицер сказал:

– Вольно! – и еще что-то добавил, а сержант повторил команду, и несколько человек сошли с лошадей и закурили трубки, а другие сели на траву у дороги, держа лошадей под уздцы.

Теперь мы смогли как следует рассмотреть все оружие и снаряжение.