Четыре ковена столпились у замковых ворот, ожидая приглашения. Ожидание было недолгим – появился советник, приветствовал их и жестом пригласил следовать за ним. Оказавшись внутри, ведьмы с любопытством огляделись.

Зал был погружен в сумрак, словно в утробу ночи. Тяжелые черные портьеры на окнах преграждали путь даже робким лучам света. Столы украшали подсвечники с оплывающими восковыми свечами, черная металлическая посуда и горшки, в которых булькали странные варева, отдаленно напоминающие супы. На металлических этажерках возвышались горы фруктов, сладостей и выпечки. В зале царила зловещая тишина, и танцовщицы не спешили появиться. Глава шабаша, окинув взглядом этот мрачный пир, повернулась к Лорду и произнесла:

– Видимо, ваше знание о собственном народе не столь глубоко, как о том говорят.

Лорд поднялся, склонился в поклоне, выдержал паузу, ответил: – Для того вы и здесь, чтобы мы могли узнать друг друга. Отведайте угощения, уверен, их вкус не так уж и плохи.

С натянутой улыбкой глава шабаша обернулась и, не дожидаясь приглашения, повелела ведьмам занять места за столом. Вампир, едва сдерживая раздражение, опустился на свой трон и, держа в руке бокал, нервно постукивал пальцем о тонкое стекло, наблюдая за происходящим. Ведьмы с некоторой брезгливостью наполнили свои тарелки и принялись пробовать еду. Отказ был бы дурным тоном, да и они пришли, чтобы дать новому правителю хотя бы шанс.

Время тянулось, стол опустел, все приборы были отложены, но разговора не клеилось. В зале воцарилась гнетущая тишина. Спустя пару минут Лорд повернулся к главе, готовый начать беседу, но его прервали.

– Неужели сегодня Лорд сам будет вести записи? – поинтересовалась ведьма, заметив отсутствие советника.

Вампир расплылся в улыбке и, не скрывая торжества, произнес:

– А сегодня и записывать-то будет нечего.

И, не успев закончить фразу, одна из ведьм, сидевшая в конце стола, вскочила и, схватившись за горло, начала яростно царапать его, подобно дикой кошке. Ее глаза налились чернотой, и из них потекли черные слезы, смешанные с кровью. Затем рухнула следующая, а за ней и остальные – задыхались, бились в агонии, все в той же гробовой тишине. Лишь тени от свечей танцевали свой последний танец на мертвых телах. В затуманенном рассудке едва слышался звенящий смех вампира, упивающегося своей властью.

Глава с ужасом в глазах наблюдала за происходящим, пытаясь осознать случившееся. Мысли вихрем кружились в ее голове, она не понимала, но чувствовала, что времени не осталось. Повернувшись к Лорду, она увидела его, сидящего на троне, смеющегося и наслаждающегося муками ее сестер.

Заметив ее взгляд, вампир поднял бокал и произнес: – Вот и не осталось больше ни одной поганой ведьмы! – и осушил бокал.

Черные глаза, полные крови, но все еще различающие смутные очертания сидящего на троне, смотрели не отрываясь. Горло пересохло, стало тяжело дышать, но она не собиралась падать, не собиралась так просто сдаваться.

На грани смерти ведьма продолжала корить себя за то, что слишком поздно поняла его замысел. Как она была наивна, полагая, что, склонившись перед новым правителем, они обретут пощаду.

Собрав последние силы, забыв о боли в горле и о невозможности вздохнуть, ведьма вытянула руку в сторону вампира. Маленькие искры слетели с ее бледных пальцев и устремились к вампиру. Сделав последнюю попытку вдохнуть, глава шабаша замертво рухнула на пол, но ее черные, залитые кровью глаза оставались открытыми, словно желая увидеть, как кара настигнет его.

Мертвая тишина окутала зал. Звуки исчезли, словно их никогда и не было. Даже свечи, казалось, отказались быть свидетелями ужаса этой ночи, угасли, оставляя лишь слабые нити дыма, отчаянно стремящиеся к свободе, к растворению в ничто.