– Ты это… не дуйся, – сказал он неуверенно. – Ты для первого раза хорошо боролся. Серьезно. Не ожидал.

Василько поднял глаза – серо-голубые, еще влажные, но уже не детские. В них было что-то новое – горечь поражения и… благодарность? За честную схватку? За то, что не добивал?

– Я-то каждый день с братьями тренируюсь, – продолжал Митька. – У меня их трое – все старше. Хочешь, научу?

Василько молча кивнул. Короткий кивок, но в нем было столько достоинства, что мальчишки вокруг притихли.

Старый гридь Фрол, наблюдавший издалека, тихо сказал товарищу:

– Вот оно… А князь-то, гляди… с сердцем. И духом.

– То-то, – кивнул тот. – В деда пошел. Всеволод Большое Гнездо тоже побеждать не всегда умел. Зато терпеть и не сдаваться – это у них в роду.

Митька снял свою вязаную шапку, протянул Васильку:

– На, примерь. Как знак… ну, признания. Ты мужик, княжич.

Василько взял шапку, надел. Велика была, съехала на глаза. И вдруг засмеялся – впервые за всю схватку. Не как княжич смеялся, а как обычный мальчишка – звонко, от души.

– Дурацкая шапка, – фыркнул он.

– Сам дурак, – огрызнулся Митька, но добродушно.

И тоже засмеялся. А следом – и все остальные дети. Напряжение спало, будто льдинка растаяла.

– Пойдем, малый, – Митька положил руку на плечо Василька. – Научу тебя падать правильно. А потом – как вставать. Это важнее всего – уметь вставать.

Они пошли к сараю, где можно было тренироваться на сене. Остальные мальчишки потянулись следом – интересно же посмотреть, как княжича воинскому делу учат.

– Смотри, – говорил Митька, показывая приемы. – Падаешь – не напрягайся. Мягко, как кот. Перекатом. А вставаешь – резко, сразу в стойку. Понял?

Василько кивал, запоминал, пробовал. Падал неловко, вставал медленно, но старался изо всех сил. Митька поправлял терпеливо:

– Не так. Вот так. Еще раз.

К вечеру Василько весь был в синяках, но глаза горели. Он нашел друга. Настоящего друга – не потому что тот боится княжеского гнева, а потому что уважает.

– Завтра еще потренируемся? – спросил он у Митьки.

– Завтра, – кивнул тот. – И послезавтра. И когда угодно. Только… – замялся. – Я тебя не обидел? Что победил?

Василько подумал. Обидел? Да. Но не злобно, не подло. Честно обидел, по-мужски.

– Не обидел, – сказал он. – Ты сильнее пока. Но я догоню.

– Догонишь, – согласился Митька. – Обязательно догонишь.

С того дня они стали неразлучны. Митька стал первым настоящим другом Василька – не по приказу, не по расчету, а по душе. И эта дружба, рожденная в снежной схватке, оказалась крепче княжеских указов и боярских почестей.

А Василько впервые в жизни понял: поражение – это не конец. Это начало. Начало пути к настоящей силе.

***

Солнце поднялось высоко. С колокольни ударили к обедне. Василько с Митькой и другими ребятами уже с утра носились по лугу за теремом, ловили кузнечиков, затевали кулачные схватки и, переговариваясь звонкими голосами, устраивали гонки до речки и обратно.

– Смотри, княжич, как я быстро до вербы добегу! – задирался Митька, смеясь и размахивая рубахой.

– А я кузнечика поймал, гляди какой! – кричал в ответ Василько, поднимая вверх зелёного прыткого пленника, который отчаянно дрыгался в пальцах.

От жары лица у мальчишек раскраснелись, волосы растрепались, а рубашки насквозь промокли. Но никто не думал о времени, пока снова не раздался мерный звон большого колокола.

– Бегу! – спохватился Василько. – Мама велела к службе не опаздывать!

Помчался к церкви. Но у дверей остановился – там, в тени старой липы, стоял Лихой Игнат. Юродивый что-то бормотал, покачиваясь.

– …черное солнце встает… железные птицы летят… плачет мать-земля…