– Мамочка…

Сильные руки подняли его. Ратибор. Постоял рядом, пока мальчик не успокоился.

– Первая большая потеря, княжич. Не последняя, увы. Но ты держался молодцом.

На могиле посадили куст шиповника.

***

В большой праздник – Покров Богородицы – князь Константин устроил пир. Съехались бояре, купцы именитые, духовенство. Столы ломились от яств.

Василько сидел рядом с отцом на высоком помосте. Ему нравилось смотреть сверху на пеструю толпу, слушать разговоры.

– А покажи, князь, меч родовой, – попросил кто-то из гостей. – Говорят, еще Мономах им владел.

Константин кивнул слуге. Принесли меч в драгоценных ножнах. Князь извлек клинок – засверкала дамасская сталь.

– Вот он, красавец. Дед мой, Юрий Долгорукий, от отца получил. Отец – от деда. А дед – от Мономаха Великого. Двести лет мечу, а как новый.

– Дай потрогать, батюшка! – попросил Василько.

– Держи. Осторожно – острый.

Княжич взял меч обеими руками. Тяжелый! Но странное дело – рукоять легла в ладони как влитая, будто по его руке делали.

– Гляди-ка, – удивился боярин Гюрята. – Прямо к руке княжича прирос. Знать, воином будет.

– Будет, – кивнул Константин. – Куда денется. Время такое – без меча князю нельзя.

Вечером, когда гости разъехались, отец позвал Василька в оружейную палату.

– Меч этот, сын, когда-нибудь твоим станет. Но знай – это не просто железо. Это честь рода нашего. Кто меч обнажил – должен правду защищать. Понял?

– Понял, батюшка.

– То-то. А пока расти, учись. Время придет – сам все поймешь.

***

Солнце уже касалось верхушек елей за городской стеной, когда князь Константин велел седлать коней. Февральский день выдался морозный, но ясный – самое время для объезда.

– Поедем, сын, посмотрим на наше богатство, – сказал он Васильку, подводя к крыльцу двух коней.

Семилетний княжич ахнул от восторга. Его ждал не детский пони, а настоящий конь – смирный гнедой с плетеной сбруей и небольшим седлом. Рядом стоял отцовский жеребец – вороной, с серебряными бляхами на упряжи.

– Сам поедешь? – спросил Константин.

– Сам! – гордо ответил Василько, хотя сердце колотилось от волнения.

Подсадили, и вот уже они едут по заснеженным улицам Ростова. Василько сидит прямо, изо всех сил стараясь держаться как взрослый всадник. Конь идет спокойно, фыркает, пар струится из ноздрей.

– Будущее твое не в палатах, а вот тут – где труд и пламя, – негромко говорил отец, указывая на дымящиеся крыши. – Кто народ не знает – тем и княжить нечего.

Снег под копытами утоптан до твердости камня. В окнах домов мерцает свет – где сальные свечи, где лучины. От печных труб поднимается дым, пахнет углем, хлебом, копотью. Люди, завидев княжескую процессию, выходят из домов, кланяются. Дети выбегают на улицу – поглядеть на маленького княжича верхом.

– Здравствуй, княжич! – кричит кто-то. – Расти большой!

Василько важно кивает, чувствуя себя настоящим князем.

Первыми остановились у кузнечной слободы. Еще издалека слышен гул – десятки молотов бьют по наковальням в разном ритме, создавая металлическую музыку. Искры фонтанами вылетают из дверей, освещая сугробы.

– Ого! – выдохнул Василько, и от его дыхания в морозном воздухе поднялся белый пар.

Они спешились у большой кузницы, от которой валил жар. В открытых дверях – пекло. Горны пылают, меха накачивают воздух с ритмичным свистом. Молодой кузнец в закопченном кожаном фартуке увидел гостей, отложил молот.

– Князь! – поклонился он, вытирая потные руки о фартук. – И княжич! Милости просим!

От жара у Василька сразу зарозовели щеки. Пахло гарью, железом, углем – густо, остро, мужественно.

– Покажи сыну, как дело делается, – велел Константин.