Харальд, двое исландцев и мрачный хазарин Менахем последовали за свеями. Старый кормчий и кузнец Гостята наотрез отказались присоединиться к ним. Они всячески отговаривали молодых полян, но все же несколько человек пошли за свеями. Отроки были очень смущены, напуганы и на всякий случай беспрестанно крестились. На южной оконечности острова имеется обширная поляна, посреди которой высится огромный дуб, не уступающий вечнозеленому ясеню Иггдрасиль, который раскинул ветви над Мировой Бездной. Ствол дерева не смогли бы обхватить четыре воина, взявшихся за руки. На нижних ветвях дуба развешаны амулеты, полоски ткани, кусочки черствого хлеба и прочие дары, которые приносят язычники. В кору дерева врезаны девять челюстей вепрей, оскаливших клыки.

Свеи воткнули стрелы перед узловатым корням священного дерева. Асмунд поднял черного петуха, бормоча заклинания. Неизвестно, какой знак он получил от бездушных идолов, а скорее всего никакого, но это не помешало ему провозгласить с великим торжеством, что боги принимают жертву. Язычники ответили ликующими криками. Асмунд отсек голову петуху и бросил его тушку к корням. Обезглавленная птица вскочила, беспорядочно заметалась между корней, потом наткнулась на ствол и упала, дрыгая желтыми когтистыми ногами.

– Теперь духи сыты! – произнес Костолом, кланяясь звериным челюстям. – Хорошее предзнаменование! Наше плавание будет удачным! Но было бы гораздо лучше задобрить духов человеческой жертвой. Вон подходящий сук, на коем можно было бы повесить двух-трех печенегов, предварительно вспоров им брюхо.

– Я принесу более ценный дар, – пообещал Харальд, снимая с шеи золотую гривну.

Он решил воспользоваться удобным случаем, чтобы раз и навсегда избавиться от заклятого ожерелья. Быть может, и не все правда, что рассказывали об этой драгоценной вещи. Но гривна, снятая с ужасного идола Юмалы в Стране Бьярмов, приносила несчастье. Лучше было от неё избавиться, и Харальд повесил ожерелье на самый высокий сук, до которого только смог дотянуться. Золотой вепрь, украшавший гривну, засияли в солнечных лучах, пробивавшихся свозь листву. Свеи загудели от восхищения, хазарин Менахем жадно облизнулись, а исландец Ульв воскликнул:

– Зачем дарить такую красоту ложным богам?

– Молчи, ибо ты не ведаешь, что ожерелье было подношением идолу Юмалы в Стране Бьярмов. Ему самое место на языческом дубе. Пусть Юмала попробует отобрать его у здешних идолов. Я же с радостью отдаю нечистой силе её собственность!

Они вернулись на берег. Молодые поляне бежали впереди, уже сожалея о том, что поддались искушению поучаствовать в языческом жертвоприношении, а хазарин отстал. Асмунд, шедший рядом с Харальдом, полюбопытствовал:

– Слышал, что твоего старшего брата причислили к святым. Наверное, это означает, что он конюший или окольничий Белого Христа? Но мне неведомо, зачем вы кланяетесь бессильному богу? Ведь он даже не сумел постоять за себя, когда его распяли! Иное дело Тор, вооруженный молотом.

– О чем ты болтаешь! – возмутился Ульв. – Иисус Христос гораздо сильнее Тора. Однажды они сошлись в поединке, и Христос одним ударом выбил молот из рук Тора и поверг его наземь. Если бы Тор не взмолился о пощаде, его судьба была бы печальной.

– Мне ничего не известно о битве между Тором и Христом, – признался Костолом.

– Тогда не говори о том, чего не знаешь! Надо слушать священников: они клянутся, что в левом мизинце Христа больше силы, чем в правой длани Тора!

– Не горячи сердце, исландец! Если бы ты раньше рассказал об этом, я бы купил второго петуха для Христа. Наверное, он бы не отказался принять от меня жертву. Ведь меня крестили, причем дважды. В Лундуне и в Чернигове. Даже трижды крестили, только в третий раз пожалели дать мне хороший подарок, поэтому я третий раз не считаю.