Он помогал тем, кто не мог смириться. Тем, кто, как и он, не получал простого и честного ответа.

Потому что под всей этой твёрдой бронёй, под грубоватым голосом и холодным взглядом всё ещё жил человек, который ждал. Который мечтал, что однажды – среди тысяч чужих судеб – найдёт ту самую зацепку. Невидимую нить, которая приведёт его к ней.

Или хотя бы – к истине. Было серое утро – из тех, когда небо, кажется, вот-вот разразится дождём, но всё никак не решается. Оливер сидел в своём офисе на третьем этаже, над прачечной, с чашкой остывшего кофе. В тишине, нарушаемой только жужжанием неоновой лампы, он перебирал старые бумаги, делал пометки в блокноте и ждал звонка, письма, клиента – чего угодно, что заставит этот день двигаться вперёд. Он спал мало, как всегда. А когда спал – видел сны.

Лица, которых не узнавал. И одну – которую забыть не мог. Раздался звонок у двери – резкий, настойчивый. Оливер поднял голову, будто вынырнув из вязкой тишины, и медленно встал.

У порога стояла женщина – около сорока, ухоженная, одета просто, но со вкусом. Её взгляд выдавал бессонные ночи и нервы, натянутые до предела.

Она не ждала приглашения – вошла сразу, как будто вежливость казалась ей сейчас излишней роскошью. – Детектив Оливер? – спросила она, и голос её слегка дрожал. – Зависит от того, кто спрашивает, – сухо отозвался он. – Меня зовут Клэр Уитман. Мой муж говорит, что это паранойя… – она на мгновение опустила глаза, – но моя сестра пропала. И я чувствую, что что-то не так. Это… не просто внезапный отъезд. Это не она. Он молча указал на стул напротив. Клэр села, аккуратно достала из сумочки сложенный вчетверо лист и положила его на стол.

– Её зовут Эмили. Ей тридцать два. Она пропала четыре дня назад. Это не похоже на неё. Она никогда не исчезала просто так. Мы всегда на связи. Всегда.

Она запнулась. Пальцы чуть подрагивали.

– На этот раз… она оставила только одну вещь. Записку. Вернее… – она открыла бумагу – внутри лежала фигурка. Белый бумажный лебедь, оригами. Оливер застыл. Его глаза медленно поднялись от фигурки к лицу Клэр.

Что-то мелькнуло в глубине его взгляда – не эмоция, а скорее воспоминание. Он уже видел нечто подобное. Много лет назад. Он протянул руку и взял фигурку – бережно, почти с благоговейной осторожностью, как будто держал не кусок бумаги, а вещдок из прошлого. Оригами. Бумага была сложена аккуратно, с чёткими линиями, выверенными движениями. Журавль. Белый. Такой же, какой он когда-то держал в руках много лет назад, стоя на берегу реки в Эддесе. Тогда это был кулон – подарок, символ, маленький знак будущего, которое они строили в мечтах. Но до кулона были другие – сделанные её руками из страниц старых тетрадей, газет, даже квитанций. Амелия любила складывать журавлей. Она говорила, что это успокаивает, что каждый из них хранит в себе желание. «Ты не поверишь, но в Японии говорят – если сложить тысячу журавлей, твоё желание исполнится», – улыбалась она, протягивая ему очередную фигурку. Оливер тогда смеялся, говорил, что с её терпением можно и две тысячи сложить. А потом бережно собирал их, один за другим. Некоторые он до сих пор хранил в коробке на дне старого чемодана. Теперь перед ним был чужой журавль. Но рука, что его сложила, знала движения точно так же. Знала форму, угол, изгиб шеи. И это пугало. Он прищурился, будто хотел увидеть за белой бумагой лицо. Но видел только память. – Где вы нашли это? – спросил он, не отрывая взгляда от фигурки. – На её столе, – ответила Клэр, удивлённая тем, как долго он молчал. – Просто стоял там. Без записки. Без объяснений. Оливер положил журавля рядом с фотографией Эмили. Теперь в его движениях появилась сосредоточенность. Не резкая, а осторожная – как у человека, который увидел знакомую трещину в идеально гладком стекле. – Я возьмусь за это, – сказал он спокойно. – Расскажите всё, что знаете. И внутри него впервые за долгое время проснулось то, что он давно считал мёртвым: предчувствие. И тонкая, звенящая нить – почти неуловимая – натянулась из прошлого в настоящее. Клэр замолчала. Что-то в его взгляде подсказало ей: он уже не с ней. Он смотрел на лебедя, как археолог на древнюю реликвию, в которой скрыто нечто большее, чем просто бумага. Оливер осторожно повернул фигурку в пальцах, словно боясь потревожить невидимую пыль времени.