– А сейчас? – спросил Костя.

Леха пожал плечами.

– Сейчас все больше похоже на гниль. Ждет, когда ее тронут.

Они нашли здание. Одноэтажное, с покосившейся антенной и облупленным бетонным козырьком. Над входом – стертая табличка: «Пункт связи №9». Старая советская краска все еще держалась, будто пыталась не пускать время внутрь.

Костя нащупал замок. Ржавый, но поддался. Дверь скрипнула, будто застонала, и открылась.

Внутри пахло пылью, старым железом и чем-то еще – как будто кто-то до сих пор здесь жил. Не человек. Просто… присутствие.

Они прошли внутрь. Помещение оказалось небольшим: два стола, панель управления, разбитый экран, антенное гнездо. В углу – металлический ящик с вырванной крышкой.

– Вижу кабельный вход, – сказал Костя, – если блок питания подцепим – можно будет проверить. Хоть сигнал пульнуть.

Леха молчал. Его взгляд был прикован к стене. Там, сквозь пятна и плесень, проступали мелкие надписи. Чьи-то записи. Один и тот же почерк, повторяющий одно слово:

«Есть. Есть. Есть. Есть. Есть».

Он протянул руку и дотронулся до стены.

– Они пытались. Кто-то до нас. Кто-то всерьез.

Костя уже колдовал над проводами. Гудел мини-генератор. Приемник оживал. Треск, слабое шипение – потом резкий хлопок.

И – голос.

Словно выдох сквозь железо:

«…вы… е…»

– Ты это слышал? – прошептал Костя.

Леха кивнул. Медленно.

– Это не шум. Это – ответ.

И сеть, мертвая и проржавевшая, будто дернулась. Как если бы действительно где-то далеко кто-то тронул ее за вену.

Старые провода, старый воздух, старое железо – все вдруг вспомнило, как звучит жизнь.

Сигнал не повторился.

Пять минут – тишина. Десять. Полчаса. Гул эфира растекся по стенам, затек под ногти. Ощущение было такое, будто в помещении стало тесно от невидимого. Как будто кто-то стоял у входа. Не человек. Просто… кто-то.

Костя не выдержал.

– Я точно слышал. Там было: «…вы…» – выдох. – Ты тоже слышал, Леха?

– Слышал, – коротко ответил тот. – Но слышать – мало. Слышать не значит понимать.

Он подошел к стене, провел ладонью по надписи: «Есть. Есть. Есть». Слово было выцарапано ногтями. Или чем-то похожим.

– Знаешь, что это? – Леха повернулся. – Это не радость. Это отчет. Чертова вахта. Кто-то оставлял метки, чтобы не сойти с ума. Как зарубки на шкуре.

– Значит, он был один? – тихо спросил Костя.

– Или не один. Но никого не осталось.

Костя опустился на корточки, продолжал возиться с приемником. Рядом стояли два провода – как змеи, уставшие от попыток шевелиться.

– Если мы передадим, – сказал он, – кто-то может услышать. Даже если нас не станет.

Леха усмехнулся. Горько, коротко.

– Хочешь, чтобы нас помнили?

– Нет. Хочу, чтобы кто-то знал, что мы были.

Он включил питание.

Приемник загудел. На этот раз – стабильнее. Шипение, словно морской прибой, ударило в грудь.

– Канал открыт, – сказал Костя.

– Тогда говори.

Он взял микрофон. Помолчал. Потом – медленно:

– Это… Новоэлектрогорск. Кто-нибудь… прием? Повторяю: это Новоэлектрогорск. Мы на частоте девяносто три и шесть. Живые. Слушаем.

Он отпустил кнопку. Тишина снова села на плечо.

И вдруг – скрежет.

Далекий, как будто кто-то включил кассетный магнитофон, но с тугой лентой. Затем – пауза. И голос:

«…э-э… горск… при… живы… слыш…»

– Есть! – выдохнул Костя. – Он повторяет. Это не эхо. Это живой повтор.

Леха прижался к микрофону:

– Кто вы? Повторите. Где вы находитесь? Это Новоэлектрогорск. Кто вы?

Ответа не последовало.

Приемник снова шипел. Пауза затянулась. Как будто тот, кто там, отошел от передатчика. Или… больше не был там.

Леха выключил питание. Гудение оборвалось.

– Все. Хватит. Один раз – это совпадение. Второй – ловушка.