– Но какая красивая!

– Она? Всего лишь смазлива, это тип хорошенькой горничной. Если уж на то пошло, ты гораздо пикантнее.

Ах, бабушка! Что ты понимаешь? "Пикантнее", "горничная" – теперь и слов-то таких нет. А допустить хоть на минуту, что я по части наружности могу тягаться с самой Афоновой, это уж ни в какие ворота…

Инквизиторский взгляд отца:

– Если тебя перехватили на полдороге, почему ты заявилась только сейчас? Где болталась?

Ага, он-таки задал этот вопрос! Я его предвидела. С легчайшим оттенком обиды:

– Не болталась. Конечно, я сразу пошла домой. Но в овраге, у ведра, – так мы прозвали место переправы через ручей, и даже когда само ведро исчезло, название осталось, – у ведра я увидела двух собачонок. Они напали на кролика. Я их прогнала и стала спрашивать в крайних домах, чей это кролик.

Физиономия у отца скептически кривится, но я вижу: в душе он доволен моими добродетельными поступками. Хвалить не станет, нечего меня баловать. Но гроза миновала. Теперь только бы не напортить:

– Я обошла три дома, там об этом ничего не знают. А в четвертом дворе ко мне вышел пьяный дядька, да как заорет: "Давай своего кота сюда, я его в суп!"

Сила лжи в деталях. Я это уже смекнула. Рассказывая, я прямо вижу все, о чем вру: кажется, еще чуть-чуть, и сама поверю. Так и надо! И про дядьку неплохо придумано – едва ли отцу захочется уподобиться ему.

– Насчет супа это идея.., – он испытующе смотрит на меня. Момент критический, но я предвидела и его:

– Сначала все-таки надо еще попробовать узнать, чей он. Завтра и послезавтра я не смогу, уроков много. А в воскресенье похожу по другим домам, может…

– Нечего по чужим дворам шляться! Опять нарвешься на какую-нибудь пьяную скотину.

– Хорошо, не буду! – я прямо шелковая. – Лучше у ребят в школе поспрашиваю. Но пока ему, наверное, лучше у нас побыть. А то собаки опять…

Отец брезгливо разглядывает кролика. Но я знаю: вообще-то он любит животных. На то и расчет. Когда такой прекрасный кролик проживет у нас день-другой, никому, даже ему, уже не придет в голову толковать о супе.

– Гадить будет, вони не оберешься, – брюзжит отец, но я чувствую: он готов уступить.

– Я поставлю ему ящик с песком! – сообразив, что восклицание излишне порывисто, договариваю как можно равнодушнее: – Конечно, это не кошка, пользы от него нет…

– А как его зовут? – встревает сестренка.

– Откуда мне знать? – я пожимаю плечами. – Давайте, пока он здесь, будем звать его, ну, хотя бы Найдой. Раз я нашла его…

Будь моя воля, эх, что за имя я бы придумала моему кролику! Я как раз читаю "Легенды и мифы Древней Греции".  Сколько великолепных имен можно оттуда почерпнуть! Зевс? Нет, этот не слишком симпатичен. Ахилл? Тоже не люблю. Скорее Гектор. А если это крольчиха? Тогда Медея. Но лучше сразу выбросить богов и героев из головы. А жаль. Терпеть не могу, когда найденышей зовут Найдами, кошек Мурками, собак Бобиками. Это  не имена, а так, что-то плоское, не выделяющее, а смешивающее их носителей со всеми найденышами, собаками, кошками. Но ведь кролика я… в общем, тут не до античных красот. Слишком важно, чтобы все запомнили: я его нашла.

Будто сознавая сложность момента, кролик мгновенно освоил ящик с песком. Не подвел! Но главное, он и в самом деле с первого же дня подружился со мной так, как ни один другой зверь за все годы моего богатого зверьми отрочества. В жизни появилось нечто настолько пушистое, как никогда прежде. Просыпаясь по утрам, еще не открывая глаз, я опускала с кровати руку, и пальцы касались упругих теплых ушей. Кролик тоже ценил эти минуты. Не было ни одного раза, чтобы его не оказалось на месте.