Илан стоял чуть поодаль, прислонившись спиной к другому дереву, не желая нарушать эту сцену. Не хотел быть частью того, что принадлежало только им. Он наблюдал – не с завистью, не с недоумением, а с чем-то другим. Чувством, для которого ещё не было названия.

Это был первый раз, когда он видел, как кто-то любит без слов.

Без объяснений.

Без условий.

Без необходимости доказывать.

Просто так.

Сильно.

Искренне.

И в этом молчании между ними троими – Джесс, Черри и этим местом, которое стало свидетелем их воссоединения – он понял, что такое настоящая преданность. Не та, которую можно купить или заслужить. А та, что просто есть. Как воздух. Как свет. Как вера.

– Спасибо, – сказала она, когда они шли обратно, голосом, тихим, почти задумчивым. – Я не знаю, почему он убежал.

Он не ответил сразу. Только посмотрел на неё, будто решал, что важнее: правда или метафора.

– Может, искал приключения, – предположил он.

– Может, искал кого-то, – ответила она, глядя прямо перед собой.

– Или что-то… – добавил он, и в его голосе мелькнуло что-то, что нельзя было назвать вслух.

Они замолчали. Не потому что нечего было сказать. А потому что каждое слово становилось слишком большим, чтобы просто бросить его в воздух.

Он посмотрел на неё.

Не так, как раньше.

Не как на того человека, который был частью школьной истории.

А как на того, кто знал его больше, чем он сам ожидал.

Она посмотрела на него.

Без вопросов.

Без обвинений.

Просто смотрела и читала между строк его молчание.

– Мы учимся в одной школе, – внезапно сказала она, почти удивлённо.

– Знаю, – ответил он, чуть хрипло. – Я тебя вижу.

Эти слова повисли между ними дольше, чем нужно.

Потому что «вижу» – это не просто фраза.

Это признание.

Признание, что ты не остаешься невидимым для кого-то.

Она улыбнулась.

Не широко.

Не глупо.

Не больно.

Просто… улыбнулась.

Так, как улыбаются тем, кто не говорит лишнего, но всё равно рядом.

Он тоже улыбнулся.

Не своей легендарной, дерзкой улыбкой, которая могла разорвать любую тишину.

А другой.

Более личной.

Та, которую редко видели даже те, кто считал себя его близкими.

– Я думала, ты не обращаешь внимания, – сказала она немного позже.

– Я обращаю, – ответил он, опуская взгляд, прежде чем снова посмотреть ей в глаза. – Просто не показываю.

В его голосе не было защиты.

Только правда.

Тихая.

Но настоящая.

Когда они уже подошли к дому Джесс, Черри вдруг остановился.

Он поднял голову и посмотрел на Илана. Не враждебно – нет. Просто… внимательно. Решал, стоит ли доверять. Потом лизнул руку Джесс и тихо залаял, будто говорил: «Я думаю, он свой».

– Он меня не укусит? – спросил Илан, чуть улыбнувшись, хотя в его голосе проскальзывала осторожность.

Джесс опустила взгляд на пса, затем осторожно перевела глаза на Илана.

– Нет. Наверное. Он знает, что тебе можно доверять.

Они стояли у крыльца, где свет из окна мягко рассекал пространство между ними.

Джесс вдруг замедлилась. Остановилась.

– Спасибо, – прошептала она. – За то, что нашёл его.

– За то, что помог мне найти кого-то, кого я не теряла, – добавила она чуть позже, почти шёпотом.

Илан молчал.

Не потому что не знал, что сказать.

А потому что знал: лучше промолчать, чем разрушить тот самый момент, когда она сказала больше, чем собиралась.

Капли воды, оставшиеся с вечера, блестели на деревянных перилах.

Черри тихо заворочался, положив голову на лапы.

Илан сделал шаг назад.

– До встречи, – сказал он, глядя ей в глаза.

– До встречи, – ответила она, почти не шевелясь.

Осень в Карлтоне наступила неожиданно – как будто кто-то стёр лето одним движением руки. Сначала дни стали короче, потом похолодало, а затем воздух наполнился запахом земли после дождя и чем-то ещё – древним, почти духовным. Это был тот самый момент, когда город начинал задумываться о себе. Он сбрасывал последние остатки радости, прятал их глубоко в землю, чтобы весной снова расцвести.