– Ну, где же ты? – прошептала она, останавливаясь у реки.

Она присела, провела рукой по траве, словно могла прочувствовать след его лап. Собака всегда любила это место – здесь пахло водой, землёй и чем-то ещё, что не поддавалось описанию. Именно здесь она нашла его в прошлый раз, когда он убежал за белкой. Но теперь его не было. Только река текла, не обращая внимания на человеческие тревоги.

Джесс не могла понять, почему Черри убежал. Это было необычно для него. Обычно он всегда был рядом, даже тогда, когда она просила его уйти. Он никогда не убегал. И сейчас эта мысль терзала её. Может быть, он почувствовал что-то, чего она не заметила? Может быть, он знал что-то, чего она не хотела знать?

Черри был её тенью. Он знал её лучше, чем кто бы то ни был. Знал, когда ей нужно молчание, когда – объятия, когда – просто кто-то рядом, чтобы не чувствовать себя потерянной среди мыслей. Он был верен. Без слов, без вопросов – только взгляд, прикосновение носа к руке и тихий лай, который говорил больше, чем целая речь.

Молодой пёс породы смешанного происхождения, с белым носом, чёрными пятнами на ушах и грациозной походкой, будто знает, что он важнее большинства людей в этом городе. Его глаза – карие, глубокие, полные понимания, он видит не только мир вокруг, но и то, что прячет сердце его хозяйки. Он энергичный, игривый, но в нужный момент – невероятно терпеливый и нежный. Когда Джесс грустит, он ложится рядом, кладёт голову ей на колени и смотрит так, словно говорит: «Я здесь». Он бегает вперёд, когда они гуляют, но всегда оглядывается, чтобы убедиться – она следует за ним. Черри символизирует преданность, ту, которая не просит ничего взамен, кроме внимания и кусочка души. Он чувствует эмоции лучше, чем люди, и часто становится первым, кому Джесс рассказывает свои страхи, мечты и обиды. Для неё он – больше, чем питомец. Это часть её самой. Та, которую нельзя потерять. Та, что всегда найдёт дорогу домой.

– Пожалуйста… – шепнула она, и голос её потонул в ветре.

Она встала. Её глаза блестели, но она не плакала. Нет. Пока нет.

– Черри! – позвала она снова, уже громче.

Только эхо от деревьев ответило ей.

В Карлтоне почти все знали Илана.

Не просто по имени, не просто как «тот парень из футбольной команды» – нет. Они знали его как часть города, как одного из тех, кого замечали сразу. Не потому, что он кричал или выделялся громкими поступками, а потому что просто притягивал взгляд, как огонь в зимнюю ночь – такой же яркий, тёплый и немного опасный. Он был тем, кем восхищаются молча, кем восхищаются без причины, словно интуитивно понимая: этот человек не остаётся на месте, даже когда стоит.

Для такого города, как Карлтон, Илан Бирн был почти легендой: капитан футбольной команды, любимец тренера, лицо школьных плакатов перед матчами. Его имя было написано мелом на доске объявлений, приколото к стенду с фотографией в форме, и даже те, кто не интересовался спортом, знали его имя. Казалось, точно каждый шаг его жизни уже начертан где-то заранее – в линиях поля, в свистках судей, в шуме трибун, которые взрывались, стоило ему прикоснуться к мячу.

Ему было восемнадцать.

Рост – почти два метра, широкие плечи, движения уверенные, будто он всегда знал, куда идёт. Тело – результат долгих часов на поле и в спортзале: плотное, крепкое, собранное, как натянутая струна. Он не был гигантом, но в нём чувствовалась сила – такая, что давала понять без слов: этому парню можно доверить тыл в любой битве. Силу эту не нужно было демонстрировать – она была в каждом его жесте, в каждом движении, в том, как он входил в комнату, будто уже знал, что все смотрят.